Первые два посещения Мэнора Гермиона, конечно, скорбела по мужу, но была эмоциональна и полна жизни. В глазах её отражался целый спектр эмоций, и в каждую из них она погружалась с головой. Если она была зла и сердита, то просто кипела от негодования, если обеспокоена чем-либо, то не находила себе места. Эта девушка ничего не чувствовала наполовину, каждая частичка её души, каждое устремление были на виду. Люциуса это завораживало — никогда раньше он ничего подобного не встречал и ни разу не сталкивался с настолько открытыми и искренними людьми. Даже её попытке блефовать была свойственна та же цельность: она искренне верила, что может обставить его.
— Глупая, глупая девочка, — хмыкнул Малфой.
Как бы то ни было, в последнее время Люциус заметил, что от встречи к встрече Гермиона меняется всё сильнее и сильнее. Она худела, становилась всё более бледной, обычный розовато-персиковый цвет лица потускнел. Сейчас своей бледностью она всё больше напоминала Нарциссу, и Люциусу Малфою это категорически не нравилось: такая блёклость была Гермионе совершенно не к лицу.
С другой стороны, казалось, что её каштановые локоны стали ещё более неукротимы и прекрасны. Малфой вздрогнул от того, что произнёс это слово, пусть и мысленно, но как истинный ценитель он не мог игнорировать настоящую красоту, когда видел таковую. Его беспокоило, что кудри, казалось, высасывали из неё жизнь. Их великолепие расцветало, а сама Гермиона словно истаивала, становясь всё прозрачней.
Взгляд её тоже изменился: из чрезвычайно обеспокоенного он превратился в неистово-решительный. Это, по мнению Люциуса, внушало опасение, потому что подобные полусумасшедшие взгляды той Гермионе Грейнджер, которую он видел ранее, были совершенно несвойственны. Он чувствовал, что надвигается буря, и инициирует её сама Гермиона. Единственное, на что Малфою оставалось уповать, что припадок произойдёт до или после решающей встречи. Бьющаяся в истерике ведьма в его руках — последнее, в чём нуждался Люциус при встрече с кучей одновременно нападающих кровожадных ублюдков.
Изменилась и магическая аура Гермионы: она яростно клубилась вокруг молодой женщины, угрожая всем, кто посмеет приблизиться. Такое зрелище было для Малфоя в новинку. Ни у одной знакомой ведьмы он не видел потенциала такой силы. С Гермионой творилось что-то странное, и Люциусу необходимо было разобраться, в чём дело.
Внезапно его размышления были прерваны. Гермиона среагировала на что-то, и Люциус сосредоточил все свои ощущения на ней. Он ясно видел и чувствовал естественную реакцию на опасность: сердце её колотилось в бешеном ритме, а тело напряглось, готовясь к нападению.
Малфой тщательно просканировал местность, пытаясь обнаружить причину, и безошибочно почувствовал присутствие другого волшебника. Кто-то находился рядом и прятался за памятником не дальше шести ярдов от неё. Люциус снова был впечатлён тем, насколько острыми чувствами наделена Гермиона. Она была чертовски сильной ведьмой с впечатляющей интуицией и редкой восприимчивостью.
На всякий случай Люциус решил приблизиться, хотя и полагал, что сегодня ничего не случится. Злодей просто осматривался и проверял: на месте ли цель. В первый раз заговорщики заметили чужое присутствие в прошлую пятницу, но тогда это был просто легкий, едва уловимый след чужого волшебства.
Сегодня же всё было совершенно по-другому. Постороннее присутствие ощущалось очень сильно, и Люциус ясно это чувствовал. Гермиона вела себя согласно разработанному плану: не трогаясь со своего места, она стала поглаживать могильные плиты. Со стороны казалось, что она совсем потерялась в своём горе.
Благодаря заклятию Сверхчувствительности, Малфой чувствовал всё нарастающее напряжение: пульс Гермионы сейчас бился в диком темпе.
«Слишком рано», — подумал Люциус и быстрым шагом двинулся в её сторону.
Он с потрясающей ясностью ощущал, как адреналин несётся по её венам, подготавливая тело к действиям. Малфой почувствовал, как собственный уровень адреналина достигает тревожной отметки. Он был всего в пятнадцати ярдах, когда увидел тёмную тень, зловеще крадущуюся к Гермионе.
Ублюдок находился гораздо ближе, и Люциуса одолела паника: он при всём желании не успел бы добраться, начнись атака.
— Чёрт, чёрт, чёрт, — пробормотал Малфой и быстро побежал в направлении Гермионы.
Его глазам открывалась поистине жуткая сцена: кладбище, окутанное сумерками, призрачный женский силуэт, склонившейся над могилой, и тёмная, грозная тень, притаившаяся совсем рядом с ней…
Люциус Малфой был очень недоволен собой.
«Глупец! Как я мог быть настолько самонадеян?»
Тихо ругая самого себя на чём свет стоит, он кинулся к Гермионе, тревожно и внимательно наблюдая за тенью. Когда Малфой уже почти добежал до места, чужак внезапно дизаппарировал.