Одиночество в сети. Возвращение к началу

– Папа в каком-то смысле всегда остается в ее тени, – спокойно ответил он. – Хотя это не умаляет его важности. Может, он вообще никакой тени не замечает. Я могу себе это представить. Мне, например, в твоей тени очень даже уютно. В любом случае, для меня папа – что с мамой, что без мамы – всегда оставался тем же самым. Ее присутствие или отсутствие мало что значили. Когда мы ездили отдыхать на море, он часами копал со мной ямки, строил замки из песка, каждые десять минут окунался в холодные воды Балтики и заворачивал меня в полотенце, когда я, трясясь от холода, выходил на берег. Мама в это время лежала на шезлонге и читала книгу. Это отец бегал за моим велосипедом, когда пришло время, чтобы я научился ездить. Это он промывал мои разбитые коленки перекисью водорода и мазал йодом. Это он ходил на родительские собрания и в школе, и в гимназии, и в лицее. Это он убеждал тупых учителей, что никого я не хотел обидеть, что я или интроверт или гипервозбудимый, потому что я таким родился, и они должны радоваться, что я работаю с опережением программы… Короче, мы прошли через разные фазы. Было время, когда он хотел вылепить меня по своему образу и подобию. Отцам свойственно видеть в сыновьях обновленный вариант себя. А я в период юношеского бунта не хотел быть его копией. Во-первых, не разделял его взглядов. А во-вторых, я понятия не имел, откуда у него эти взгляды. С дочерьми совершенно по-другому. Дочек любящие папы воспитывают как принцесс. Когда те болеют, отцы предпочли бы болеть вместо них. Честно говоря, именно так вела себя мама в отношении меня. – Он громко рассмеялся. – Но, вернемся к отцу. Фаза отстаивания своих позиций в конце концов прошла. Сначала у него, и только потом у меня. Многое в отношениях между нами было продиктовано эгоизмом. Отец любит меня так же, как и мама, но долгое время он видел только мой идеализированный образ, полагая, что у сопляков нет взглядов, а если и есть, так это упрямство. Вот отец и считал, что моя непокорность – это глупое щенячье упрямство. Он так и не заметил, что я вырос. Сначала я был просто упрямым, но с какого-то момента у меня появились аргументы. Он не слушал их, а даже если слушал, то считал отрыжкой детства, которое вот только что, совсем недавно было: действительно, кого он учил кататься на велосипеде! Он решил, что у пацана в голове что-то не так. А поскольку в любви, особенно родительской, много эгоизма, то он перешел в наступление. Хотел дальше любить своего сына, образ которого придумал себе. Послушного. Он не хотел с ним спорить, что-то обсуждать, не хотел его убеждать и что-либо доказывать ему… Ну а я, – вздохнул он, – я был не лучше. Я хотел, чтобы мой отец оставался таким, каким я его знал раньше. Уступчивым, покладистым, всегда на моей стороне, всегда со мной выступает против… всего. Так началась война между нами, которую мы вели с помощью жестов, слов, упреков, молчания. Больше остальных от этой войны страдала мама. Даже не могу сказать, сколько раз ей приходилось посредничать в переговорах о перемирии. И с каждой из сторон на нее за это сыпались тумаки, потому что оба мы – и отец, и я – относились к ней как к предательнице. Это была очень глупая война. Ведь какие из нас враги. Когда отец уезжал, и я не видел его с завтрака или с ужина, спрашивал маму, как бы невзначай, когда он вернется и что у него. А когда я исчезал больше чем на двое суток, он, в свою очередь, расспрашивал ее обо мне под любым предлогом. Мама мне об этом рассказывала. Конечно, под большим секретом. К счастью, эта война продлилась не слишком долго. Хотя официально на мировую мы так и не пошли. Мы просто оставили свои попытки изменить друг друга. Наверное, все-таки лучше любить так, а?

Он поднялся с кресла, сходил на кухню и вернулся с тарелкой черешни, которую утром купил в супермаркете. Надя захлопала в ладоши.

– Откуда ты знаешь?

Поставил фарфоровую тарелку на пол, придвинул свое кресло к креслу Нади и положил ей несколько ягод в бюстгальтер. Наклонился и языком начал доставать черешню из-за кружева. Надя вздохнула и нежно погладила его волосы:

– Не получилось у тебя в свое время с вишней, а теперь пробуешь с черешней? Подожди, я помогу тебе.

Она расстегнула лифчик. Черешни посыпались вниз. Когда он начал их ловить зубами, она подняла его голову и глядя ему в глаза, тихо попросила:

– Постарайся, дорогой, сделать так, чтобы сок не капал мне на юбку. Я купила этот костюм к твоей лекции. Может, ты хочешь, чтобы я ее сняла?

Он тихо выплюнул косточки на ладонь и положил их в тарелку:

– Я хочу, чтобы мы пошли наверх.

Они проснулись от страшного грохота. Якуб посмотрел на телефон. Был второй час ночи. Надя вскочила с постели и бросилась к открытой двери. Небо озарилось, и громыхнуло еще раз, и вскоре по стеклам забарабанил дождь. Она спустилась вниз. Якуб услышал шум передвигаемых кресел на террасе и стук двери. Непогода разыгралась не на шутку. Она была вся мокрая. Он вытер ее, они легли в постель, обнялись и смотрели в небо на ленты молний.