Одиночество в сети. Возвращение к началу

Он смотрел на нее. Тер шею и подбородок, как это делают люди в моменты, когда надо что-то делать, а что делать – неизвестно. Он всегда так делал, когда его что-то очень удивляло.

– Мама, говоришь, – прошептал он. – Ты так думаешь? – спросил он, потянулся за бокалом. – А я, по-твоему, выходит, тот самый маленький Якубик из роддома?

Она подошла к нему. Села на пол и положила голову ему на колени.

– А даже если так, что с того? – спросила она, глядя ему в глаза.

А потом рассказала. Все, что знает. Иногда вставала, брала книгу, искала нужную страницу и читала вслух. Она рассказывала об Институте, о пережитом страхе в парижской гостинице, о случайно услышанном разговоре во дворе отеля в Мюнхене.

Он гладил ее по голове. Молчал. Иногда она чувствовала, как дрожат его ноги.

– Я рассказала тебе это, потому что не хочу жить в страхе, что кто-нибудь другой когда-нибудь расскажет. Недавно ты написал, что в нашей близости больше всего ценишь честность, что у нас нет тайн друг от друга. Или как-то так. Я узнала об этом раньше других. И поэтому предпочитаю, чтобы ты услышал это от меня, а не от кого-то другого. Ты простишь меня? – спросила она.

Он молчал, листал страницы книги, читал и снова листал, и снова читал…. Гладил ее волосы.

– Пошли наверх. Это был долгий день, – сказал он.

Когда она проснулась, его не было в постели. Она позвала его, но ответа не последовало. Вышла на балкон, взглянула в сад. Рассвело. Он стоял на коленях у вересков, сыпал землю из мешка в ямы у рассады и приминал ее руками.

Утром принес ей кофе на чердак, рассказал ей о том, что хотел бы собачку вроде Дейзи. Потому что у них есть сад, и такая Дейзи была бы здесь счастлива.

Понедельник они провели вместе с Марикой и Витольдом. День был прекрасный, солнечный. Марика все спрашивала Якуба, почему он такой грустный. Якуб говорил, что никакой он не грустный. Надя знала, что это неправда.

Во вторник после обеда они отправились в аэропорт. На тему книги больше разговоров не было.

@25

ОН: в стакане на полочке в ванной комнате у его отца несколько зубных щеток. Он регулярно покупает новые, но это не значит, что выбрасывает старые. Якуб взял самую новую и поехал с ней в лабораторию, у которой, судя по отзывам в интернете, была безупречная репутация. Удовольствие недешевое, но зато была гарантия, что не придется ничего переделывать или в чем-либо сомневаться. Ну и как положено, весь набор патентов и сертификатов, в соответствии со стандартом Евросоюза. Аккредитация, дающая право использовать «результаты лабораторных исследований органами следствия и правосудия».

В этой лаборатории не принимали материалов, отправленных по почте. Он сдал «материал» (зубную щетку отца и свою кровь) лично, оставил паспортные данные и подписал бумагу о неразглашении. Именно по этой причине плата за услуги принималась только наличными. Результат теста должен был быть к вечеру, а забрать его можно завтра утром. И тоже только лично. Он сказал, что у него есть время, и что подождет до вечера.

Пришлось кантоваться в Старбаксе, недалеко от здания лаборатории. Время провел исключительно плодотворно: доделал свое выступление для Рейкьявика, послушал уроки французского, сделал заданные Марикой упражнения. К зданию лаборатории он вернулся только поздно вечером. Сел на кожаном диване в холле, но просто так, без дела, сидеть он не умел и стал перечитывать «эту книгу». В какой-то момент заметил на лестнице молодую девушку в белом халате. Она подошла к стоящему у выхода автомату с напитками, покрутилась около него, а потом, улыбаясь, обратилась к Якубу с просьбой разменять двадцатизлотовую купюру. Он выступил со встречным предложением: «профинансировать» ей все, что она выберет, а она ему расскажет, как делаются тесты. Она посмотрела на него удивленно и через некоторое время присела на диван с бутылкой минеральной воды.

– Это зависит от того, что ты хочешь знать, – сказала она.

– Я принес зубную щетку отца, а в лаборатории у меня взяли кровь, – ответил он, не глядя на нее.

Она задумалась:

– Значит, тест на отцовство?

– Типа того… – ответил он едва слышно.

Девушка вытащила из кармана халата блокнот и вырвала из него листок.

– Из биологического материала, доставленного на зубной щетке, мы извлекаем ДНК отца, а из крови твою ДНК, – начала объяснять она, подсев к нему поближе. – А потом с помощью специальных ферментов мы вырежем из твоей ДНК последовательности нуклеотидов разной длины. Короче, последовательности АТЦГАТГАТЦ, ну и так далее. Точно такими же ферментами мы вырезаем цепочки из ДНК отца. Это ограничительные ферменты – рестриктазы. Они умеют находить в ДНК цепочки аналогичной длины. Мы поместим эти цепочки в аппарат для электрофореза. Это так называемые маркеры. Чем больше маркеров, тем результат точнее. У нас мы используем двадцать четыре маркера, когда есть только материал от отца и ребенка. Если имеется материал еще и от матери, то шестнадцать. Электрофорез – может, это и звучит мудрено, но на самом деле это кювета, наполненная специальным пористым гелем из сахаров. Ты все понимаешь? – спросила она.