Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Три ночи спустя я обнаружил, что бегу по коридору какого-то незнакомого здания. За мной никто не гнался, но я отчаянно хотел выбраться отсюда. Чем дольше я бежал, тем уже становился коридор. Неважно, поворачивал я вправо или влево, стены сжимались все сильнее. Мое сердце разрывалось от невероятных усилий, которые я прилагал, чтобы достичь выхода прежде, чем коридор окажется слишком узким, чтобы я мог протиснуться. Однако он лишь сужался и сужался. В какой-то момент он стал таким узким, что когда я попытался развернуться и вернуться назад, к загадочной стартовой точке, я не смог этого сделать. Я понял, что я в тупике, в ловушке…

И вновь я проснулся, совершенно обессиленный и измученный. В комнате царила тьма. Я потянулся направо, к столику около кровати, и отыскал часы. Было два часа ночи. Я лежал неподвижно, надеясь, что Мирьям не проснется, пытаясь отыскать способ успокоиться, осушить испарину, привести в норму сердцебиение, взять под контроль участившееся дыхание и постараться опять уснуть.

Прошло много времени, прежде чем я снова задремал. Тем временем я начал понимать, что плен — одна из тех вещей, которые остаются с тобой, даже когда физически ты давно находишься в другом месте. Когда поздно утром я снова проснулся, то начал думать, что готовят мне следующие ночи, а главное — куда эти сны меня ведут?

Глава 29 январь-апрель 1970 года

Процесс восстановления протекает у бывших военнопленных так же, как у всех остальных. Кости и мышцы у всех одинаковые, лечение занимает одинаковое время, а врачи и медсестры в любом случае делают все, что в силах. Вместе с тем я медленно осознавал, что мне придется заплатить здоровьем за то, что настоящее лечение началось лишь через четыре месяца после того, как я получил травму.

Однако фанфары в честь моего возвращения в Израиль заглушали все, включая понимание, что мне никогда не стать таким же, каким я был прежде. Мое возвращение стало общенациональным событием. Оно послужило источником радости для всех жителей страны в самом простом и чистом виде. Для меня это оборачивалось бесконечным потоком посетителей, приходивших выразить свои чувства, — некоторых из них я знал, других никогда прежде не видел. Начальник штаба Хаим Бар-Лев прислал мне экземпляр недавно опубликованной книги прославленного израильского спецназовца Меира Гар-Циона[54]. Основатель сельскохозяйственных поселений Авраам Герцфельд[55], которого я слышал по радио, но никогда не видел, навестил меня и оставил книгу о молодежном движении «Га-шомер га-цаир». Главный раввин Шломо Горен[56] подарил мне великолепную менору — «как потомку Хасмонеев». Представитель Красного Креста в Израиле подарил мне книгу об истории Красного Креста. Меня посетили начальник разведки Армии обороны Израиля Аарон (Ареле) Ярив[57] и верховный комиссар полиции. Даже премьер-министр Голда Меир провела день в моей комнате, пытаясь понять, что я пережил. Словом, посетители шли нескончаемым потоком, с утра до вечера. Это утомляло меня, и я чувствовал, что мне необходимы покой и определенный контроль над личным пространством.

Среди посетителей были и сотрудники Управления разведки Армии обороны Израиля, которым нужны было сведения о допросах, которым я подвергался. Беседа с ними принесла мне несомненное облегчение, поскольку я впервые получил возможность поговорить о том, о чем думал все последние месяцы. Прежде всего, это была возможность максимально детализированным, упорядоченным и систематическим образом избавиться от груза долгих ночей с Азизом, ощутить свою связь с Израилем и с тем человеком, каким я был прежде. Это была еще одна версия разбора полетов, неотъемлемой части того распорядка, к которому я привык с тех пор, как стал пилотом. Было приятно снова стать активным участником такого разбора. Когда мы с этим покончили, я чувствовал себя легче и свободнее.

Я провел дома в Хацоре еще три месяца, пока гипс наконец не сняли, и мое тело предстало предо мной во всем своем великолепии: тощие слабые ноги, рука, все еще вывернутая под углом девяносто градусов, и общее физическое состояние маленького ребенка. Однако медиков это не слишком беспокоило — похоже, они знали, что у физиотерапии еще будет возможность сотворить со мной чудо.

Кроме того, Война на истощение регулярно наполняла девятнадцатое и смежное двадцатое отделение больницы множеством раненых, которые, говоря объективно, были в гораздо худшем состоянии, чем я.

В результате Шестидневной войны, начавшейся 5 и закончившейся 10 июня 1967 года, территория Израиля, захватившая Синайский полуостров, сектор Газа, Голанские высоты и Западный берег, увеличилась втрое. Внутри новых границ оказалось более трех миллионов арабских «граждан». Естественно, ситуация оставалась напряженной.