Один выстрел во время войны

Зато Карунный метался по линии и за бригадира, и за начальника строительно-восстановительного участка. Все надо было видеть, везде надо было успеть. Распределить инструменты, обеспечить безопасность работ; к возвращению паровоза, к утру, надо приготовить полновесный состав с рельсами и шпалами, со всеми деталями верхнего строения пути… Бородулин, конечно, мог быть помощником, но, во-первых, тогда бригада лишится пары рабочих рук, во-вторых, Карунному приходилось бы согласовывать с ним расстановку людей, продвижение груженых платформ… А на это уходило бы время. Карунный не мог допустить непроизводительной траты времени. Лучше уж нести двойную нагрузку! И он работал за двоих.

Алевтина всю ночь не обмолвилась ни с кем ни единым словом. Никиты и Федора не было, так что не на ком остановить взгляд. Надо же так распорядиться начальнику участка: отправить их вместе! А ведь там, куда они уехали, фронт, оттуда не все возвращаются. С боязнью и с нетерпением ждала она рассвета.

Едва забрезжил рассвет, появились трое новеньких. Свежие, выбритые. Оказалось, паровозная бригада, вместо Никиты, Федора и Ивана Карповича. Смена. Повезут к фронту очередной поезд. Они попытались грузить рельсы вместе со всеми рабочими, но Карунный оттер их от платформы:

— Берегите силы! Мы-то здесь… справимся как-нибудь, а вам… Неизвестно, что впереди. Силы пригодятся, так что поберегите.

И они пошли на станцию, в неловкости оглядываясь на изможденных рабочих.

Растворилась в тумане вся новенькая тройка, и осталась Алевтина наедине со своей тревогой за мужа и Уласова.

Наконец была нагружена последняя платформа. Рабочие до отказа набились в дрезины, которые потащили платформы в Евстратово. Было душно и тесно, но люди были довольны. Хватит, намерзлись. Рабочие в Евстратове могут и не потребоваться. Но порядок есть порядок, пока поезд не уйдет, они должны быть рядом со своим грузом. Может быть, придется что-то переделывать. Ехать-то к фронту, все должно быть надежным, безотказным.

Поезд сформировали на боковом пути. Осмотрели его, как полагается, и стали ждать паровоза. По телефону дежурному по станции сообщили, что он проследовал Пуховку. Времени прошло достаточно, теперь жди, вот-вот появится. Паровоз остановится на главном пути напротив разрушенного вокзала, здесь бригада сменится, и затем свежие силы выведут локомотив к составу. Тогда и наступит отдых.

Вся ремонтно-строительная бригада толпилась между составом и главным путем. Все продрогли; можно было бы и поразмяться, чтобы отогреться, но за сутки так намаялись, что рады были покою. Лишь Тимофей не мог стоять без дела, он в который уже раз осматривал сцепку между платформами и обстукивал бандажи у колес. В сильном тумане виделось плохо, он близоруко совался чуть ли не вплотную к серьгам и колесам. А то вдруг выходил на главный путь и смотрел в сторону утонувшей в тумане горы.

Карунный нетерпеливо поглядывал на небо. Появится солнце и, может быть, разгонит эту хмарь. Если туман не разойдется, то пухлые от инея провода не выдержат нагрузки, порвутся. И тогда снимут людей на ликвидацию повреждений. Бывало и так, что даже валились телеграфные столбы. Если это случится, тогда совсем беда. Людей мало, вот в чем загвоздка. А где их взять, людей-то? Разве что мобилизацию местных крестьян провести. Но это не подвластно начальнику строительно-восстановительного участка… Карунный подошел к дежурному по станции. Он решил вызвать по телефону участкового диспетчера и узнать: где же все-таки паровоз? Пуховка не бог весть где находится, чтобы так долго ехать от нее. Перешагнул через рельсы главного пути и стал не человеком, а туманным призраком.

Рабочие почти не переговаривались. Кто стоял, опершись плечом о платформу, кто медленно бродил вдоль колеи, лениво переступая через шпалы. Алевтина подошла к позеленевшим от усталости и холода Петру и Дмитрию, заставила каждого расстегнуться, придавила их друг к другу. Вскоре они почувствовали тепло.

— А вы-то как? Вам тоже холодно? — спросил Дмитрий.

— Успею, наобжимаюсь, — горько покривились губы Алевтины. Она отвернулась от ребят. Ей почудился гул.

В это мгновение рядом с нею пронеслась черная разгоряченная масса паровоза, обдало ветром, снегом, запахом машинного масла.

«Не остановился!» — первое, что пришло в голову Алевтине. Потом увидела темное, вздрагивающее на концах шпал тело. «Господи!..» и вмиг сообразила — Тимофей! Секунду назад он стоял на этом месте.

Она еще не осознала, что делать, а из тумана уже неслось дикое, нечеловеческое:

— Носилки-и!..

Петр и Дмитрий бросились к Тимофею, стащили его на междупутье. У обоих заледенело внутри. Никого рядом, одна Алевтина. Она шевелила губами, пытаясь что-то сказать. Ее глаза в ужасе остановились на вздрагивающем ботинке Тимофея.

— А-а-а! — вдруг прорвалось у нее. Шагнула назад, попятилась, потом закрыла лицо руками и закачалась, перешагивая через рельсы в сторону перрона.