Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Звонки следовали один за другим. Сущий ад! Женщины не успевали перевести дух, звонок за звонком, беспрерывно. В конце концов обе сбежали из конторы, не в состоянии слушать дальше одни и те же грубые инсинуации. Запирая дверь, они слышали, как телефон требует новой жертвы, но возвращаться не стали. Ни за что на свете! Хватит с них, на сегодня, и на завтра, и на ближайшие годы!

Некоторое время они молча шагали к своей цели, квартире Квангелей. Потом одна сказала:

– Ох и получит она у меня! Устроила нам неприятности!

– Вот именно, – подхватила та, что с партийным значком. – Дело-то не в этой Квангель! Но вы ведь знаете, неприятностей у нас и без того выше крыши…

– Точно! – коротко ответила обладательница Материнского креста, думая о сыне, который воевал в Испании, причем не на той стороне, за красных.

Однако разговор с Анной Квангель прошел совершенно не так, как рассчитывали обе дамы. Анна Квангель не позволила им ни кричать на нее, ни запугивать.

– Сперва объясните мне, что я сделала неправильно. Вот мои записи. Госпожа Герих подпадает под закон о трудовой повинности…

– Но, дорогуша… – сказала пышка, – речь тут совершенно не об этом. Она – супруга оберштурмбаннфюрера. Вы же понимаете?

– Нет! При чем тут это? Где написано, что жены высоких чинов освобождены от трудовой повинности? Мне об этом ничего не известно!

– Не будьте такой буквоедкой! – строго проговорила седая. – Как супруга высокого чина госпожа Герих имеет и более высокие обязанности. Она должна заботиться о переутомленном муже.

– Я тоже.

– У нее множество представительских обязанностей.

– Это еще что такое?

Ну что прикажете делать с этой женщиной, ничем ее не проймешь, не понимает она, что не права. Не хочет понять, что высокие чины со всей их родней полностью освобождены от обязанностей перед государством и обществом.

Пышка со свастикой полагает, что уяснила себе истинную причину упрямства Анны Квангель. Она обнаружила на стене фотографию бледного, худенького паренька, украшенную венком и траурным бантом.

– Ваш сын? – спрашивает она.

– Да, – отвечает Анна Квангель коротко, с досадой.

– Ваш единственный сын… погиб?

– Да.

Седая с Материнским крестом мягко вставляет:

– Поэтому лучше иметь нескольких сыновей!

У Анны Квангель вертится на языке опрометчивый ответ. Но она молчит. Не хочет все себе испортить.

Дамы переглядываются. Им все ясно. Эта женщина только что потеряла единственного сына и, как назло, увидела этакую дамочку и решила, что та увиливает от исполнения небольшой обязанности, не желает принести даже крошечную жертву… И пошло-поехало.

– Вы ведь, полагаю, сможете хотя бы принести извинения? – спрашивает пышка.

– Как только вы мне докажете, что я не права.

– Но я же вам доказала! – восклицает седая.

– Выходит, я не поняла. Поди, ума не хватает для таких вещей.

– Ну хорошо. Тогда придется нам самим. Нелегкая задачка.

– Я вас об этом не прошу!

– И потом, госпожа Квангель, пока что вам стоит себя поберечь. Все время вверх-вниз по лестницам, а теперь этакая неприятность. Вы же были у нас одной из самых старательных.

– Стало быть, вышвыриваете меня! – подытоживает Анна Квангель. – За то, что я выложила дамочке чистую правду!

– Ну что вы, ради бога, не стоит воспринимать это таким образом! Пока что вы просто отдохнете. А после снова вернетесь к нам…

Путь до Фридрихсхайна обе дамы проделали молча. Их занимали собственные мысли. Наверно, следовало бы обойтись с этой Квангель посуровее, накричать на нее, устроить разнос. Увы, им это не дано – они из тех, что обычно помалкивают, они беззащитны. И, понимая это, ковриком стелются перед каждым, кто умеет орать. Только бы визит к важной даме прошел благополучно, только бы все обошлось (в отсутствие главной виновницы).

Им сопутствует удача. Ведь за всеми телефонными звонками, криками, визитами уже настал вечер. Хозяйка как раз одевается, в оперу едет. Но они могут подождать на пуфиках в передней.

Через четверть часа горничная спрашивает, по какому они, собственно, делу. Они рассказывают ей виноватым шепотом, после чего им велено еще подождать.

По правде говоря, супруга оберштурмбаннфюрера Гериха успела потерять к этой истории всякий интерес. Три часа она названивала по телефону приятельницам, приняла ванну, ее ждет опера, а потом уютный вечерок в «Фемине» – с какой стати даму из общества должна интересовать тетка из простонародья? И спустя еще четверть часа Клер говорит своему Эрнсту:

– Ах, ступай прикрикни немножко на этих баб и выгони их вон! Я не хочу портить себе вечер.

Оберштурмбаннфюрер выходит в переднюю и прикрикивает на посетительниц. При этом он не понимает, что настоящей виновницы здесь нет. Да ему и без разницы, он напускается на них, а потом выставляет за дверь. Инцидент наконец-то исчерпан!

Женщины идут домой.

– Вообще-то, – говорит пышка, – иной раз я вполне могу понять такую, как Квангель.

Седая думает о сыне и крепко сжимает губы.

А пышка продолжает:

– Иногда хочется быть простой работницей, раствориться в массе. Эти вечные предосторожности, этот неистребимый страх ужасно изматывают…

Материнский крест качает головой.