Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

С любезной улыбкой она встретила ее посредине своего шикарного салона, и, взглянув на нее, Анна Квангель убедилась, что госпожа Герих действительно то самое создание, какое она ищет: длинноногая блондинка, накрашенная и надушенная, волосы уложены надо лбом в высокое сооружение из крупных локонов и мелких кудряшек. Половина фальшивые! – незамедлительно решила Анна Квангель. Этот вывод вернул ей толику уверенности, которая при виде поистине роскошной комнаты почти испарилась, ведь подобных комнат – с шелковыми коврами, кушетками, креслами и креслицами, столами и столиками, стенными гобеленами и множеством блестящих светильников – Анна Квангель в жизни не видала, даже в тех вправду аристократических домах, где работала два с лишним десятка лет назад.

Дама приветствовала Анну Квангель как полагается, правда, руку вскинула с ленцой:

– Хайль Гитлер!

Анна Квангель исправила ее небрежность, отсалютовав серьезно, старательно и четко:

– Хайль Гитлер!

– Вы, как я понимаю, из национал-социалистского «Фрауэншафта»… – Дама выждала секунду-другую, но, поскольку имя ей не назвали, едва заметно улыбнулась и продолжила: – Но прошу вас, садитесь, пожалуйста! Речь наверняка идет о пожертвовании, и я готова в меру возможностей оказать денежную поддержку.

– Речь не о пожертвовании! – чуть не в ярости выкрикнула Анна Квангель. Внезапно она ощутила глубокое отвращение к этому прелестному созданию, к этой самочке, которая никогда не станет настоящей женой и матерью, не в пример ей, Анне Квангель. Она ненавидела эту особу и презирала, ведь та никогда не признáет обязательств, какие Анна Квангель всегда считала священными и нерушимыми. Для этой фифы все только игра, на подлинную любовь она совершенно неспособна и дорожит лишь тем, чему Анна Квангель в браке с Отто Квангелем никогда не придавала серьезного значения.

– Нет, речь не о пожертвовании! – нетерпеливо повторила она. – Речь о другом…

Ее опять перебили:

– Прошу вас, присядьте! Я же не могу сидеть, когда старшие стоят…

– У меня нет времени! – сказала Анна Квангель. – Хотите – встаньте, а нет, так сидите себе спокойно. Мне все равно!

Госпожа Герих, слегка прищурившись, с любопытством рассматривала простодушную женщину из народа, которая позволяет себе такую бесцеремонность. Потом легонько пожала плечами и сказала, все еще любезным тоном, но уже менее предупредительно:

– Как вам будет угодно! Тогда я посижу. Вы хотели сказать…

– Я хочу спросить вас, – решительно произнесла Анна Квангель, – почему вы не работаете. Наверняка ведь читали воззвания, что каждый еще не работающий должен идти в военную промышленность. Так почему же вы не работаете? По каким таким причинам?

– Причина у меня вполне уважительная, – отвечала госпожа Герих теперь уже весело и спокойно, не без насмешки разглядывая руки собеседницы, натруженные, потемневшие от вечной чистки овощей, – я никогда в жизни не занималась физическим трудом. Я для него совершенно не гожусь.

– А вы хоть раз пробовали?

– Я вовсе не собираюсь подобной попыткой портить себе здоровье. В любое время могу представить медицинскую справку, что…

– Не сомневаюсь! – перебила ее Анна Квангель. – Справка за десять или двадцать марок! Но в данном случае справки уступчивых частных докторов силы не имеют, решение о вашей трудоспособности примет врач того предприятия, на которое вас направят!

Секунду госпожа Герих смотрела в сердитое лицо собеседницы. Потом пожала плечами:

– Прекрасно, направьте меня на какое-нибудь предприятие! И увидите, что получится!

– Это вы увидите! – Анна Квангель достала школьную тетрадь в клеенчатой обложке. Подошла к ближайшему столику, раздраженно отодвинула в сторону вазу с цветами и, прежде чем писать, послюнила языком кончик карандаша. Все это она проделала нарочно, чтобы позлить дамочку; ведь своей цели она достигнет, только когда пробьет маску насмешливого спокойствия и хорошенько разозлит эту особу.

Кто у нее отец? Хозяин столярной мастерской, ну да, – а эта никогда в жизни не занималась физическим трудом! Ладно, посмотрим. Сколько здесь проживает народу? Трое? Считая прислугу? Ага, значит, вообще-то двое…

– Вы правда не в состоянии сами позаботиться о муже? Еще один человек уклоняется от работы в военной промышленности, так и запишем! Детей у вас, разумеется, нет?

Теперь и дамочка рассердилась, кровь бросилась ей в лицо, что из-за толстого слоя пудры было заметно только на висках. Но жилка на лбу возле переносицы набухла и начала пульсировать.

– Да, детей, разумеется, нет! – тоже очень резко бросила госпожа Герих. – Можете еще записать, что я держу двух собак!

Анна Квангель чопорно выпрямилась, устремила на собеседницу мрачно сверкнувшие глаза. (В этот миг она напрочь забыла, с какой целью сюда пришла.)

– Послушайте! – воскликнула она, нарочито будничным тоном. – Вы что же, посмеяться решили надо мной и над «Фрауэншафтом»? Издеваетесь над трудовыми инструкциями и над нашим фюрером? Я вас предупреждаю!