— Недоставало мне какого-то взбалмошного дворянчика! Вы знаете, как я «люблю» этих господ. Того и гляди, он станет демонстрировать мне свое умение играть на фортепьяно! Вечно кто-нибудь лезет в мой дом и требует, чтоб я объяснил ему, как отличать белые клавиши от черных!
— К вам стремятся… Ведь повсюду идет молва, что у Моцарта добрая, ангельская душа.
— Только ангелам на небе обеспечено полное содержание, а я должен кормить семью. Однако бедному музыканту я с удовольствием помогу…
Моцарт вскрыл конверт, взглянул на письмо и сказал:
— Какой-то пианист из Бонна. Подождите, пожалуйста. Я скажу ему всего несколько слов.
Да Понте проворчал что-то не слишком любезное и уселся в кресле, стоявшем в углу комнаты, у фортепьяно. Однако он был готов встать и поклониться,
Да Понте искренне любил Моцарта и заботился о его интересах. Он огорчался, когда композитор по великой доброте своего сердца раздавал деньги и растрачивал свое время на кого попало и как попало — на любого, кто к нему ни обратится.
Потому были так неприветливы его черные глаза, обращенные к семнадцатилетнему юноше, когда тот несмело вошел в комнату и неловко поклонился. Он больше смахивает на римского легионера, чем на пианиста, думал да Понте, разглядывая невысокую кряжистую фигуру посетителя, между тем как композитор радушно расспрашивал, откуда и когда гость приехал и чем до сей поры занимался.
Каждый художник должен обладать нежной душой, а этот — сущий пень, с досадой отметил про себя итальянец. Моцарт — и он! Как они не схожи! Один — красивый, чуткий, с изящными манерами и изысканной речью; другой — непривлекательный, угловатый, говорит громко, с заметным северогерманским акцентом.
Платье у него новое, но провинциального покроя и из дешевой ткани, и, значит, никакой он не князь и не граф. Как смешно этот увалень сидит на самом кончике стула и отвечает на вопросы робко и слишком громко…
Да Понте весьма проницателен. Он поднялся и подошел к Бетховену:
— Молодой человек, признайтесь! Прежде чем позвонить в дверь дома маэстро, вы ходили поблизости по крайней мере четверть часа?
На лице Людвига отразилось удивление, и сразу же и нем заговорила оскорбленная гордость. Этот человек смеется над его бедностью? По тут вмешался Моцарт:
— Позвольте представить вам моего друга да Понте, — произнес он с обезоруживающей учтивостью. — Он написал либретто для моей оперы «Свадьба Фигаро», а теперь мы работаем над «Дон-Жуаном».
Людвиг поклонился, и да Понте пожал ему руку.
— Не сердитесь на мое внезапное вмешательство. Своим вопросом я хотел достичь одного: чтобы вы осмелились наконец и сказали маэстро, чего вы, собственно, хотите от него. Его время ценится на вес золота!
Это звучало резко, но беззлобно, и Людвиг успокоился.
— Прежде всего я хотел бы попросить маэстро послушать мою игру. В Бонне говорят, что я кое-что умею.
Да Понте про себя с удовлетворением отметил, что в угрюмом широком лице все же есть кое-что приятное: выразительные глаза и располагающая улыбка.
— Но позвольте мне задать вам еще один вопрос, — сказал да Понте. — Я никогда не имел чести слышать о дворянском роде фон Бетховенов!
— Я тоже! — весело прервал его Людвиг.
Да Понте разразился смехом.
— Позвольте, а что же это значит? — Он взял со стола визитную карточку и указал пальцем на роковую приставку «ван».
— О, это ошибка, которую в Вене делает каждый. Словечко «ван» читают как «фон». Неожиданно для себя я стал здесь Людвигом из рода Бетховенов. Но я объясню вам. Мой дед приехал в Германию из Фламандки, а там, так же как в Голландии, издавна существовал обычай именовать людей по месту их жительства. Ими Рембрандт ван Рейн означает не то, что великий художник был знатного рода, а то, что он родился на берегу Рейна.
— А не могли бы вы любезно объяснить мне, — сказал да Понте, несколько обескураженный таким толкованием, — что в таком случае означает «ван Бетховен»?
— Пожалуйста! — согласился Людвиг. — Но вы, пожалуй, будете смеяться. «Ван Бетховен» означает «со свекольного хутора». По если бы я и в самом деле был знатного происхождения, даже если бы я был принцем крови, то и тогда бы я не считал себя более знатным, чем такой большой художник, каким является маэстро. Имя Моцарт значит для меня больше, чем Габсбург!
Композитор протестующе поднял руку.
— Моцарт больше, чем Габсбург! — насмешливо покачал головой да Понте. — В резиденции императора габсбургской династии небезопасно произносить такие речи, молодой человек! Похоже, что вы не со свекольного хутора, а от французских границ! Это из Парижа распространяются по Европе безбожные идеи, что у его милости короля и простого обывателя одинаковая кровь и такие же кости… Но сейчас меня интересует кое-что другое. Вы в самом деле так почитаете маэстро Моцарта? По лицу итальянца пробежала лукавая усмешка.
— Я знаю каждую ноту его сочинений, которые мог достать. Курфюрст сам музыкант и заботится о том, чтобы в городе звучали лучшие новые сочинения.
Да Понте усмехнулся.