Один из восьми

Мстислав Всеволодович Келдыш, только что ставший вице-президентом Академии Наук, сам был в этом уверен без всяких научных консилиумов. Впрочем, мнение астрономов тоже следовало спросить, и не просто из вежливости, ведь начинать такое серьезное дело, как проектирование лунного посадочного аппарата целиком на интуиции и озарениях было нельзя. Когда Королев попросил предоставить ему последние научные данные о свойствах лунной поверхности, то к всеобщему удивлению выяснилось, что почти никаких данных нет, и никаких исследований не проводилось, за небольшими исключениями. Это был тот самый редкий случай, когда фундаментальная наука отстала от практических инженерных достижений. Многие ученые-теоретики еще пару лет назад и вовсе отказывались говорить всерьез о том, что полет на Луну это что-то реальное. А теперь, астрономической науке следовало дать хорошего практического пинка…

Тогда, больше года назад, Королев и Келдыш все же решили собрать ученых-астрономов на большое совещание, чтобы исполнить свой план. Приглашения рассылал от своего имени Келдыш, потому что Королева пока не рассекретили и его фамилия для светил астрономической науки ничего не значила. В результате, узнав о причинах вызова, приехали все! Когда им разъяснили детали, начался обычный спор сторонников "твердой" Луны с "пылевиками". В самом деле, почему бы не поспорить, если объективных данных все равно нет?

Вот тогда, Келдыш и Королев выложили на стол свои соображения и планы. Наиболее вероятно, говорилось в справке, что Луна покрыта довольно прочной пористой породой типа базальта, слегка припорошенной пылью. Решено было начать проектирование, исходя из этой предпосылки, которую еще следовало доказать.

Однако, ученые не успокоились и споры продолжились. Тогда, Королев пустил среди участников лист бумаги, разделённый на две части. Столь уверенным в своей точке зрения светилам науки было предложено подписаться под одной из точек зрения, исключительно для истории. Что характерно, на листе появилась только одна подпись: руководителя Радиофизического института в Горьком[31] Всеволода Сергеевича Троицкого. Потом, на листе расписались Королев и Келдыш, и решение было принято.

Среди утвержденных бумаг был план исследований Луны, который предполагалось осуществить на базе НИРФИ. Впрочем, планом это было с большой натяжкой. Фактически, это был приказ. Ответственным за проведение работ стал Троицкий, с которым был подписан договор, предусматривающий получение результатов не позже, чем через двенадцать месяцев.[32] Все это подкреплялось выделением ресурсов по линии нескольких профильных министерств, что позволяло развернуть работы немедленно.

Разумеется, полученные Троицким данные в целом подтвердили первоначальные установки. Получается, что и совета у ученых спросили, и науку неплохо продвинули. Но при этом, до старта первого посадочного аппарата, получившего шифр Е-7[33], оставалось всего два месяца и менять что-либо в конструкции было поздно…

Сейчас, как никогда, была видна правота Королева, который еще полтора года назад "оторвал от сердца" создание межпланетных аппаратов, выделил в отдельную тему и перевел из ОКБ-1 в Химки, на фирму Лавочкина. Сам Семен Алексеевич поначалу был не в восторге от того, что его заместитель Бабакин буквально через его голову был назначен главным конструктором нового направления, но вскоре убедился, что его собственному положению это никак не угрожает и с головой погрузился в летные испытания "Бури".

Темы орбитального разведчика Луны и посадочного аппарата начали разрабатываться почти одновременно, и по "перелетной" ступени удалось добиться неплохой унификации Е-6 и Е-7. Кроме увеличенного запаса топлива и высотомеров они были практически идентичны. Естественно, полезная нагрузка была принципиально иная, и вместо большой остронаправленной антенны и тяжелой камеры с "банно-прачечным трестом" примостился увесистый посадочный аппарат.

К середине 1959 года "перелетная" платформа была уже неплохо отработана. Еще два спутника Луны слетали почти безупречно, а новые камеры позволили увеличить разрешение снимков вдвое, до десяти метров. За счет оптимизации траектории и появления возможности вешать дополнительные баки с топливом сильно увеличился запас пленки и реактивов для проявки, и пребывающие в постоянном экстазе планетологи едва успевали обновлять свои атласы.