Один из первых

— Видите ли, господин капитан, — ответил я ему, — солдату не положено заниматься политикой, вот и я, даже не прочитав программу, положил ее в ящик стола.

Спустя несколько дней я нашел у себя на столе две брошюры. Это была «политическая программа» Ференца Салаши[1]. Оглядевшись, я увидел, что программа была разложена на столах всех офицеров. С ней я поступил точно так же, как с программой Гёмбёша. Должен заметить, что в военном министерстве, в генштабе, в том числе и в нашем отделе, было довольно много сторонников Салаши. Мы знали их хорошо. Полковник Берегфи в то время еще не был связан с палачами венгерского народа.

Вскоре после получения программы Салаши ко мне зашел старший лейтенант Миклош Тот и поинтересовался, прочитал ли я программу.

— Я положил ее вместе с программой Гёмбёша, — ответил я, — в самый нижний ящик, чтобы не очень гремело, если ящик не выдержит и упадет. Я солдат и политикой не занимаюсь.

На следующий день на мой стол наклеили листок бумаги, на котором была нарисована голова с курчавыми волосами и горбатым носом. Под рисунком красовалась подпись: «Жидовский наемник!»

Полковник Берегфи обычно по утрам лично обходил наши комнаты. Зашел он к нам и на этот раз. Увидев на моем столе рисунок, он, разозлившись, спросил:

— Кто наклеил вам на стол эту пакость?

— Я могу только догадываться, господин полковник, — ответил я. — Думаю, что сделавший это скоро придет ко мне, чтобы увидеть мою реакцию.

— Немедленно вызовите уборщицу, пусть она приведет ваш стол в порядок! Мне не нравятся эти нилашистские шуточки. А если увидите того, кто это сделал, скажите ему, чтобы он придерживался политики нашего правительства. (Позднее полковнику мог бы пригодиться его собственный совет.)

С капитаном Штеткой мы часто обсуждали трудности снабжения армии вооружением и боеприпасами.

— Если при такой слабой оснащенности мы вступим в войну, то потеряем больше живой силы, чем в годы первой мировой войны, — сказал я как-то Штетке.

— В случае военного конфликта, — ответил Штетка, — против коллективной опасности должна быть организована и коллективная оборона с коллективным распределением бремени военных расходов.

— Я не знаю, что ты понимаешь под словами «коллективная оборона», но по опыту первой мировой войны могу сказать тебе, что барон Альфонс Вейс солдатом в армию не пойдет. Однако его военные заводы нужны нам, и мы будем всячески способствовать тому, чтобы он давал нам как можно больше оружия. Он будет набивать себе карманы золотом, а в это самое время тысячи, десятки тысяч простых солдат будут сидеть на фронте в окопах, ежеминутно подвергая свою жизнь опасности.

— В будущей войне тыл станет таким же фронтом. Все коммуникации в тылу будут подвергаться бомбардировкам, чтобы противник не мог снабжать свои войска всем необходимым для боя и жизни.

— Вот мы сейчас работаем над проблемами обеспечения армии, но никто не занимается организацией противовоздушной обороны Будапешта. А ведь в городе сосредоточена большая часть промышленных предприятий, лететь сюда, например, от словацкой столицы всего-навсего минут восемь. Коллективная оборона же требует, чтобы одновременно с решением вопросов о снабжении армии решались и вопросы по организации противовоздушной обороны. Сегодня, когда Гитлер растоптал все статьи Версальского мирного договора и открыто вооружается, нам необходимы зенитные пушки, истребители и ночные бомбардировщики. Я полагаю, что в сложившейся ситуации мы свободно можем закупить все это за границей. Думаю, что говорить о коллективном распределении бремени военных расходов можно только тогда, когда господа, проживающие в дворцах по проспекту Андраши, и прочие владельцы крупных заводов и фабрик раскошелятся и дадут средства на организацию противовоздушной обороны.

— В твоих словах есть смысл. Я как следует подумаю над этим и, быть может, доложу свои соображения Берегфи.

Через несколько дней Штетка побеседовал с Берегфи, который вскоре сообщил нам, что в генеральном штабе его предложения нашли одобрение. Но каково же было мое удивление, когда через несколько дней на наших бумагах появилась красноречивая надпись государственного секретаря по вопросам обороны Кароя Барты, что все это не что иное, как «пропагандистские коммунистические бредни».

6 октября 1936 года премьер-министр Дьюла Гёмбёш умер. Страна свободно вздохнула, но всего лишь на несколько часов.

На следующий день, идя по бульвару Баштя в министерство, я заметил напротив эрцгерцогского дворца пулеметное гнездо. В начале проспекта Хуняди — та же картина, и какой-то подполковник проверял документы у всех прохожих.