Один-единственный

— А кто вам возражает? — усмехнулся Бронсон. «И отчего это она так чертовски ранима? — подумал он. — А ведь минуту назад была в ярости. Не дай Бог, еще, расплачется, тогда я и вовсе пропал!»

— Я вижу по вашим глазам, что вы мне не верите, — сказала она, и ее темные глаза подозрительно увлажнились.

— Верю я вам или не верю — какая разница?

— Черт возьми, Бронсон! Ну почему все ньюйоркцы отвечают вопросом на вопрос?

— Не знаю, — улыбнулся он. — А вы знаете? Взгляды их встретились.

Пауза затянулась.

Изабель не мигая, с вызовом в глазах смотрела в лицо собеседника. Он понял, что для него все кончено!

Впрочем, еще не совсем. Ведь в колледже он был отличным бегуном. Если сейчас броситься наутек, то еще до того, как принцесса успеет добежать до угла, он уже будет на Восьмой авеню.

— У вас есть время выпить кофе? — спросил Дэниел. Спросил вопреки здравому смыслу. Впрочем, все, что он сегодня делал, делалось вопреки здравому смыслу.

— Кофе я не пью, но от чашки чаю не откажусь. Принцесса улыбнулась, и от этой искренней улыбки с ее лица исчезли последние следы печали. А Дэниел избавился от прочной брони толщиной в тридцать четыре года; броня эта, надежно защищавшая от женских чар, казалось, рухнула к его ногам грудой обломков.

Кофейня находилась в квартале от Коламбус-авеню, на первом этаже скромного неприметного здания. Меню было написано прямо на витрине, и несколько пунктов в нем уже вычеркнули черным маркером. Над коротеньким списком блюд висела карточка с выведенными от руки крупными буквами: «Свежая баклава — ежедневно». Дэниел распахнул перед принцессой дверь, и она вошла. Под потолком кофейни вился сигаретный дымок; в воздухе витали кухонные ароматы. Громкие звуки радиодинамиков почти не заглушали ругань повара, жарившего яичницу.

— У стойки не садитесь, — бросила пробегавшая мимо официантка, с ловкостью заправского жонглера несшая в одной руке сразу три тарелки. — Там не обслуживаем.

Изабель остановилась и вопросительно посмотрела на Дэниела.

— Вон туда, — сказал он, кивнув в сторону маленькой ниши у дальней стены.

— Как чудесно, — усаживаясь, улыбнулась Изабель. — Я видела такие места только в кино. И даже не верила, что они на самом деле существуют... — Она осеклась. — Почему вы так смотрите на меня?

— Просто каждый раз, когда вы говорите что-нибудь в этом духе, я думаю: «Должно быть, она меня разыгрывает». Но потом вспоминаю, кто вы такая.

— Сомневаюсь, что об этом вообще можно забыть, мистер Бронсон. Просто вам очень нравится при каждой возможности напоминать мне о моем происхождении.

Официантка остановилась возле их столика и в упор смотрела на посетителей.

— Что будем заказывать?

— Чай, — сказала Изабель. — В большой кружке, а не в чашечке. Без сливок. Лимон — отдельно. И мед, если у вас есть.

— Меда нет.

— Тогда нерафинированный сахар. Официантка взглянула на Дэниела, словно он был переводчиком.

— А это еще что такое? — спросила она.

— Коричневый сахар, если у вас нет нерафинированного, — в раздражении пояснила Изабель. — Спасибо.

— Да, и еще насчет кружки... — нерешительно проговорила официантка. — Не могу обещать.

Изабель махнула рукой.

— Постарайтесь, будьте добры.

Бронсон тоже сделал заказ. Его официантка поняла прекрасно.

— Неужели у меня такой сильный акцент? — спросила Изабель, когда они снова остались наедине. — Все недоумевают, когда я делаю заказ в ресторане.

— Дело не в вашем акценте, принцесса, а в том, как вы заказываете.

Он встал, чтобы снять плащ, потом протянул руку за шалью Изабель. Она внимательно смотрела, как он ищет крючок для одежды. Каштановые волосы Дэниела были длиннее, чем тогда в Перро, и кое-где выгорели на солнце, что придавало ему удалой вид, немного не согласовывавшийся с изысканным костюмом. Но глаза его были все такие же живые, настолько яркие, что Изабель снова по-думала: «Таких в природе не бывает».

Здесь, в Нью-Йорке, Бронсон казался крупнее, шире в плечах, выше и мощнее, чем в Перро. Вероятно, лишь в своем родном городе Дэниел становился самим собой. Он словно впитывал энергию Нью-Йорка и перерабатывал ее в собственную жизненную силу. Конечно, это представлялось глупостью, но Изабель заметила, что сердце ее гулко колотится в груди, мешая дышать.

Наконец Дэниел отыскал в дальнем углу вешалку и повесил плащ и шаль. Походка его была легкой и одновременно твердой. Как ему удавалось так ходить, оставалось загадкой. Но почему это ее так интересует! Ведь он ей безразличен... Судьбе было угодно устроить несколько случайных встреч, но если серьезно, то у них нет и не может быть ничего общего. Дэниел сел напротив.

— Итак, скажите мне, принцесса, она выбросила вас за то, что вы спали с ее мужем?

Изабель сразу ощетинилась:

— Когда я с ним спала, он не был ее мужем.

— Слабое утешение для оскорбленной супруги.

— Мне не хочется говорить об этом, мистер Бронсон.

— А я думаю, хочется.

— Но откуда вы вообще можете знать, чего мне хочется, а чего нет?

— Считайте, что я ужасно догадлив.