Читаем Один день Александра Исаевича полностью

— Очень приятно, гражданин лейтенант. Вы, Данила Матвеевич, не грустите, что украинца отпустили, украинцы тоже люди. Мы, русские, должны понимать их тягу к свободе…

— Какой свободе? — повысив голос, перебил Данька. — Что вы несете?! Я сам украинец, родом из Харькова! Вы не сильно много на себя берете, от имени украинцев тут выступать с националистической буржуйской пропагандой? А бандеровцы — пособники гитлеровских фашистов!

— Молодой человек, мы же не на политинформации, — ехидно ухмыльнулся Солженицын, — немецких фашистов уже два года как нет.

— А гной от них остался! Бандеровцы — злобные твари!

— Зачем же вы целый народ называете…

— Какой народ?! Я сказал «бандеровцы»! Их несколько тысяч. И эти твари вытворяют такое, что и гитлеровцы редко когда творили!

— Не преувеличивайте. Борьба за свободу всегда сопровождается…

— Чем?! — выкрикнув, переспросил Данька. — Чем сопровождается? Вырезанием польских сёл? Сжиганием белорусских деревень? Если они «борются за свободу», почему они не воевали против немцев? Почему во время оккупации нападали на наших партизан? Почему участвовали в карательных операциях?

— На войне перегнуть палку каждый может.

— Это вы называете «перегнуть палку»?! А убивать грудных детей на глазах родителей, вспарывая живот, и засовывать их кишки матери в рот — эта мразь просто «погорячилась»? А насиловать бандой девушку только за то, что она учительница и убить её, расчленив тело — это твари «перегнули палку»?

— Фу, Данила Матвеевич, какие гадости вы пересказываете. И сочинил же кто-то подобное!

— Сочинил? Да я только вчера оттуда приехал! Это всё собственными глазами! Я это видел! Видел! Сам.

— Ну, а что вы хотели, это же война. Там всякое бывает. И законные трофеи. Меня если бы зимой сорок пятого не арестовали, так тоже не отказался бы с немками повесели…

— Что?! — перебил Данька, глаза его налились кровью, в висках стучало, он до хруста сжал кулаки и, начав медленно вставать с нар, произнёс по слогам: — По-ве-се-литься?! — Перед глазами лейтенанта стояло зверски растерзанное тело молодой учительницы.

— Но-но-но! Гражданин лейтенант, — заметив перемену в лице собеседника и готовые к бою кулаки, испуганно протараторил Александр Исаевич, — если вы сердитесь, значит неправы!

Сказалась специальная подготовка. Постояв напротив вжавшего голову в плечи Солженицына с минуту, Данька смог совладать с эмоциями. Он мысленно напомнил себе судьбу убийц учительницы — возмездие в этом случае произошло, а сидящая перед ним тварь не для того здесь находится. Тем более, он сексот и провокация — один из методов его работы. «Я забылся, это непрофессионально, — подумал Данька. — С другой стороны, забывшись, я повёл себя правильно, естественно, а это уже профессионально. Что дальше, психануть или успокоиться? Психануть — по-мальчишески, его харя моих кулаков не стоит. Взять себя в руки — профессионально».

Солженицын несколько лет спустя

Данька поиграл желваками, несколько раз сжал кулаки и неспеша снова опустился на нары. Глядя на оппонента прищуренными глазами, он негромко и медленно проговорил:

— Знаешь что, Александр Исаевич, я так думаю, что эту хрень про Юпитера, который сердится, придумали для таких мразей как ты…

— Что вы себе позволяете, молодой человек, да я старше, я вое…

— Молчать! — повысил голос Данька. — Я не всё сказал! Так вот, придумали для таких мразей как ты. Потому что любой честный человек на ложь, на подлость не может не сердиться. Честный человек не может мириться с ложью и подлостью, они выводят честного человека из себя, он сердится! Это подлецам все равно, они ложь и подлость принимают с улыбочкой и спокойствием. А теперь, поясни, пожалуйста, что ты там рассказывал про свободу для украинцев, и для каких?

— Я в подобном тоне не могу…

— А я могу тебя поспрашивать как, бывало, твоих любимых бандеровцев спрашивал. Вот только рукава закатаю…

— Ну, если настаиваете, — стукач испуганно пошел на попятную. — Надо проявить благоразумие! Раз уж поднялось националистическое движение, украинцы хотят отделиться, то пусть отделяются и поживут самостоятельно, если смогут. Украинцы имеют право говорить на своём языке, они имеют право получить вывески на украинском. Не надо их ловить, пытать, казнить. Вам так жалко одесских пляжей и черкасских фруктов? Пусть отделяются!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза