Один

Машины засели там, где я и планировал – в низинке у дубравы, примерно в трех километрах за Николкином. Димка поначалу лезть в грязь отказался, несмотря на мои заверения, что лужи неглубокие и дно у них твердое. Пришлось первую топь форсировать в одиночестве – получилось довольно уверенно: машина выгребла колесами на сухое место, я в открытое окно показал большой палец, поманил отставших за собой. Для Димки это был вызов: ну, раз уж «десятка» прошла, значит, и «Мазда» пройти обязана. Только он не знал того, что было известно мне, – машину следовало вести по самой середине большой лужи – там под водой и жижей скрывалась узкая, в ширину автомобиля, гать – набросанные ветки, сучья и бревнышки. Летом, когда болотце подсыхало, этот настил показывался из воды, поэтому я помнил, как он лежит. А вот Димка решил сумничать и с моего пути свернул – ну и свалился в колею. «Мазда» порычала-порычала, закопалась так, что вода в салон потекла, и заглохла.

Димка ругался долго и громко: когда дверь открывал, когда в ледяную грязь босой вылезал, когда глубину ногой промерял и машину толкать пытался. Пассажиры пока сидели тихо, а я, на сухом пригорке топчась, изображал сочувствие и подавал бестолковые советы.

Без трактора тут было не обойтись, но мы все же сцепили тросом наши автомобили и попробовали вызволить «Мазду». Я знал, чем закончится это дело. Так и вышло: моя «десятка» скользнула в глубокую грязь и тоже намертво увязла – я даже выбраться не пытался, сразу заглушил двигатель, закрыл окна и вылез наружу.

– Оставим машины здесь, – озвучил я свое давнее решение, как будто оно только что пришло мне в голову. – Сейчас возьмем самое необходимое и двинемся в деревню пешком. А когда обоснуемся на месте, вернемся сюда за остальными вещами и подумаем, как будем выбираться.

Такая перспектива никого не обрадовала. Но, поскольку иных решений предложено не было, мой план все же был принят.

Минут тридцать ушло на сборы. Что взять, что оставить, решал я. Провизия, вода, немного одежды, лекарства из списка Романа, автомобильные аптечки, ножи, фонари, зажигалки, оружие, конечно же, – вещей брали минимум, так как нести их было не в чем – рюкзаков у нас не было. Не оттягивать же руки пластиковыми пакетами? – идти далеко, а еще лежачую Таню каким-то образом надо транспортировать. Я очень кстати вспомнил, как снаряжалась в дальний магазин моя бабушка – у нее специально для этих походов имелись две большие сумки, связанные лямками: одна сума – наперед, другая – за спину. Я попробовал сделать что-то похожее из тряпичных узлов с собранным барахлом. Получилось неплохо: вес распределен, лямки на плечах почти не ощущаются, руки свободны.

А вопрос с транспортировкой Тани решил Димка. Он, взяв у меня топор, сходил в кусты, вырубил несколько ивовых жердей. Потом из всей нашей одежды набрал футболок покрепче да побольше, пропустил жерди через них, приложил поперечины, связал жесткую раму. Получились пусть и грубые, но носилки. Таня едва на них поместилась, пришлось ее привязывать, чтоб не вывалилась по дороге. Она сначала вела себя смирно, но когда сообразила, что мы собираемся тащить ее, заартачилась. Впрочем, скоро она обессилела и сдалась. Да и понимала она все.

Двинулись дружно. Я, Димка и Минтай тащили носилки: двое несут, а один отдыхает, впереди идет, по сторонам поглядывает. Катя и Оля повесили на себя переметные сумы, мной изготовленные. Со стороны поглядеть – натуральные беженцы.

А мы беженцы и были. Лишенцы.

Уставшие, больные, испуганные – пусть и бодрящиеся.

Мы и сотни метров не прошли еще, а я уже засомневался, что правильно оценил силы нашего отряда. Не верилось теперь, что мы одолеем десять километров весеннего бездорожья. Только и успокаивал себя тем, что ничего страшного случиться не должно: ну свалится кто-нибудь на половине пути, откажется идти дальше. Ну разведем огонь, встанем лагерем, передохнем, перекусим, поспим – все же кругом родные поля и перелески, а не пустыня какая-нибудь, не арктические торосы.

Опять Оля начала всхлипывать. Она чаще остальных оглядывалась на брошенные в грязи машины. Я попросил Минтая сменить меня у носилок, а сам подошел к девушке, взял ее под руку. Я ничего не говорил. Просто шел рядом. Долго шел.

Димка было затянул какую-то маршевую песню. Но, слава богу, быстро заткнулся.

Таня уснула. А может, умерла. Мы боялись проверять.

Катя шагала рядом с Минтаем, что-то рассказывала ему.

Машин уже не было видно.

Раскисшая дорога пошла в гору и сделалась чуть посуше.

– Далеко еще? – спросил меня Димка.

– Да, – ответил я, глядя под ноги. – Еще далеко.

* * *

Сказать честно, мне не хочется описывать этот пеший переход. Я устал от той дороги тогда и почти так же устал от нее теперь. Мне хочется поскорее завершить эту часть своего повествования и начать новую историю – историю о том, как и почему я остался один.

Но кое-что я все же напишу.