Один

Я слушал беседу этих двоих и думал, что схожу с ума. Пожалуй, это было самым рациональным объяснением всего случившегося.

Меня и сейчас иногда посещает такая мысль: а что, если все страшные изменения – всего лишь плод моего воображения, результат болезни ума. Реальный мир остался таким, как был, там, где он всегда находился. Но я выпал из него и сделался пленником собственного бреда. Возможно, меня держат в искусственной коме. Или я живу в комнате для буйных. И пятнадцать лет моей жизни – это просто кошмарный сон, безумный морок.

А может даже, вся моя жизнь.

Возможно ли такое?..

– Вы – плод моего воображения, – сказал я Димке и Роману в то раннее холодное утро.

– Ты себе льстишь, – ответил мне Димка, сразу поняв, что я имею в виду. – Тоже мне Брахма нашелся. Солипсист хренов. Да твое куцее воображение даже мою мозоль на левой пятке породить не сумеет!..

Через два месяца заболевший, мечущийся в постели Димка сам пытался мне объяснить, что мы – продукт его сознания, что лишь его извращенный разум способен был так обойтись с миром и человечеством.

Тогда я не нашелся, как ему ответить.

Это теперь я знаю, что он был не прав. Потому что Димки больше нет, а безумный мир продолжает существовать. И я вместе с ним.

Но что случится с миром, когда не станет меня?

Думаю – ничего.

Если бы я считал иначе, если бы я был в этом уверен, то давно повторил бы поступок Романа.

– Что ты собираешься делать, когда похоронишь родных? – спросил Димка у нашего нового знакомого. – Может быть, найдешь нас, присоединишься к компании? Мы неплохие ребята, честное слово. И девчата тоже.

– Спасибо за предложение, – безмятежно улыбаясь, сказал Роман. – Но лучше я останусь со своими. Решил уже: выкопаю могилу между женой и детьми, сяду на край и пущу себе пулю в лоб, чуть повыше переносицы. – Он показал пальцем – куда. – А вынутую землю я на специальном наклонном помосте оставлю. Ее потом дождем в могилу смоет, точно на меня.

– Шутишь? – спросил Димка.

– Ничуть.

– Но… Зачем?

Роман молча пожал плечами и опять улыбнулся. Он-то знал – зачем. Просто не хотел нам объяснять. И я вдруг понял, почему он так светло улыбается – его ничто уже не держало в этом мире, не волновало и не тревожило; он сделал свой выбор и собирался закончить все дела; он был умиротворен, словно ложащийся в гроб монах.

Мы довольно долго молчали. Нельзя сказать, что нас потрясло это признание, – наши чувства притупились за последние дни, мы слишком многое видели и пережили. Да и болезнь сказывалась. Но все же слова Романа произвели на нас сильное впечатление. А он будто и не замечал ничего, продолжал перекладывать какие-то вещи из своих баулов в наши пакеты – делился.

– Пистолет или обрез? – подойдя к нему ближе, вдруг спросил Димка.

– Что?

– Из чего ты себе пулю в лоб выпустишь? Из обреза или пистолета?

– Почему ты спрашиваешь?

– Отдай нам что-нибудь.

– А-а… – Роман опять улыбнулся, покачал головой. – Нет, не отдам. Мне к кладбищу, возможно, придется прорываться и оборону держать, пока все не кончится. Может оказаться, что одного ствола будет мало.

– А если… – Димка посмотрел в нашу сторону, насупился. – Если мы поможем тебе? Довезем до места, прикроем, могилы выкопаем… После того, как ты… как все кончится… Можно мы оружие заберем?

– Нет.

– Тебе же все равно уже будет!

– Нет.

– Оно так и сгниет там, вместе с тобой.

– Пускай.

– Тебе жалко, что ли?!

– Я же сказал – нет! – Роман переменился в лице. Наверное, в ту секунду он понял, что мы способны помешать его планам. Осознал, что эта встреча на дороге может отменить все, к чему он уже был готов. Или даже почувствовал, что сам меняется – размякает, начинает сомневаться…

Он вскочил, за кобуру схватился. Попятился, на нас, как на врагов, глядя. Это был уже совсем другой человек – озлобленный, недоверчивый, опасный, непредсказуемый. Мы все замерли, притихли, пораженные случившейся переменой и особенно ее внезапностью. Только Димка что-то еще пытался доказать, пустые руки простирая, елейным голосом увещевая:

– Ладно, не хочешь, как хочешь… Я же просто… Жалко, что стволы пропадут… Вот и думал…

– Не лезьте в мои дела, – хрипло изрек Роман. – Если увижу, что едете за мной, – буду стрелять.

Он, не выпуская нас из поля зрения, подобрал свои сумки, бросил их в машину. Взял в руки обрез, шагнул к нам. Я невольно подвинулся вперед, Олю собой заслоняя. Роман это мое движение, кажется, заметил, оценил и немного смутился.

– Уходите своей дорогой, – сказал он, опуская ствол к земле.

– Куда уходить? – буркнул Димка.

– Туда, где нет людей, – ответил Роман. – Может быть, еще поживете. Год или два – если хорошо спрячетесь. Но рано или поздно эти твари доберутся до вас. Или вы сами в них превратитесь. Так что готовьтесь. Год или два. Это очень много. Мне, чтобы приготовиться, хватило одной ночи и одного утра.

Сказав так, он сел в «БМВ» и уехал.

Тогда я не понял, к чему призывал нас готовиться Роман. Думал, что он предупреждал о нашествии зомби.

Нет же, конечно.

Он говорил, что у нас есть год или два, чтобы смириться с неизбежностью и принять мысль о смерти – то есть стать такими, как он.