Я не стала сопротивляться. Да и не была на это способна. Несколько секунд он прижимал меня к себе, потом неожиданно, рывком швырнул на стол, стоявший на середине комнаты. Я зацепилась за него, чтобы удержаться на ногах, повернулась, как могла.
По крайней мере, именно такой рост и цвет глаз, как описывали в городе. Но как бы лучше выразиться? Он не был похож на того беспардонного хама. Конечно, он был высоким, широкоплечим, но при этом стройным, почти худым. Густая каштановая прядь падала на лоб, а мне говорили, что он наголо обрит. Несмотря на двухдневную, а то и больше, щетину, лицо с тонкими чертами выглядело умным: темные глаза, прямой длинный нос, ямочка на подбородке, а когда заговорил – ослепительно белые зубы. Но главное, мне показалось, что в грязных штанах и рубахе с ножом в руке он был испуган не меньше моего.
– Вы знаете, кто я? – спросил он приглушенным голосом.
Я утвердительно кивнула. Я изо всех сил старалась сохранить хладнокровие.
– Я осмотрел ваш дом. У вас нет оружия?
Наверное, я выказала колебание, но оно от него ускользнуло или же он приписал его моей нервозности. Я сделала отрицательный жест.
– Покажите язык.
Не раздумывая, я показала. Наверное, у меня что-то случилось с головой. Но он просто констатировал:
– Ну что ж, говорить вы можете!
Я сделала над собой усилие. Я обнаружила, что говорю писклявым каким-то плачущим голосом, отчего почувствовала себя еще более унизительно.
– Мой муж не хотел держать дома оружие. Никогда не знаешь, на что могут быть способны дети.
– Когда ваш муж умер?
– Четыре года назад.
Он оглядел меня с головы до ног. Безо всякого стеснения. Он явно осмелел после того, как я показала ему язык.
– У вас есть дружок?
Я возмущенно повела плечами.
– Как же вы держитесь целых четыре года?
Я возмутилась еще сильнее, но не могла выдержать его взгляд. Я отступила назад, держась за стол. Не двигаясь с места, он закрыл дверь.
– Когда я задаю вопрос, – сказал он, – люблю, чтобы мне отвечали.
– Мне нечего ответить.
Легких вздох. Он развязно приблизился ко мне, поигрывая ножом. Я медленно отступала, пока не наткнулась на стену. Когда он оказался совсем близко, он сказал:
– У меня тоже давно не было женщины.
Меня скорее пугал не нож, а его черные глаза, вернее, то, что я прочла в его взгляде. Я рванулась в сторону. Он облокотился рукой о стену и перекрыл мне проход. Он реагировал мгновенно, как кот.
– Знаете, чего бы мне хотелось? – спросил он притворно-ласковым тоном, что напугало меня еще сильнее.
В то же время кончиком лезвия он приоткрыл вырез моей рубашки, чтобы обнажить тело. Меня словно парализовало. Кровь колотилась в висках. Я уже видела, как он расстегивает мне пуговицу за пуговицей своим ножом. Потом одним движением он перережет бретельки комбинации, так быстро, что я даже не почувствую. Станет трогать мои голые груди. Станет целовать их, держа меня за плечи, прижав к стене, а у меня не будет сил сопротивляться. Я пролепетала, закрыв глаза:
– Умоляю вас, только не это…
Молчание. Потом я услышала его вопль:
– Что не это? Я голоден, черт возьми!
Я знаю, вам будет смешно читать эти строки. Но я это заслужила своей дурацкой наивностью. Я дала слово быть правдивой до конца, даже если правда меня дискредитирует. Встаньте на мое место: любая женщина, оказавшись один на один с мужчиной, славящимся своей жестокостью, порочностью и преступлениями, как и я, постоянно дрожала бы от страха, что ее изнасилуют.