– Я еще не закончил, – тихо говорит он, все еще перелистывая страницы. – Тебе нужно послушать. «Когда она встает и направляется в уборную, я склоняю голову и начинаю рыться в сумочке в поисках помады. Мои пальцы обхватывают тюбик, и я следую за ней. – Его губы превращаются в тонкую линию, когда он продолжает: – Звонить своему парню, не сводя взгляда с затылка его бывшей девушки через окно, – рискованная затея. Мне нравится». Какого хрена, Наоми? Это правда? Ты реально следила за Розмари? Говорила с ней?
– Нет, нет. – Вспотевшими пальцами я цепляюсь за собственные бедра, будто за спасательную шлюпку. – Это выдумка, я однажды проверяла ее в «Фейсбуке», ну, знаешь, из любопытства, но нет, я никогда не следила за ней в баре или где-либо еще. – Мое лицо горит. – Ты действительно думаешь, будто я на это способна?
Каким бы я тогда была писателем? (Некомпетентным, нелюбознательным, полной противоположностью себе.)
– А что я должен думать? – кричит Калеб. – Многое из этого ни хрена не выдумано! Это моя жизнь, Наоми. Когда я сказал, что ты можешь писать обо мне, я имел в виду некоторые детали, что-то, что я сказал, или, например, сцена разворачивается где-то, куда мы ходили вместе, или…
– Я беру все, что потребуется, если мне нужно рассказать историю, – чеканю я более холодно, чем собиралась. – Эти подробности расставания на самом деле довольно типичны, они не уникальны, это происходит почти с каждым, кто переезжает куда-то ради другого.
– Тогда зачем вообще писать об этом? Это какая-то бессмыслица. Ты сама себе противоречишь. – Он настойчиво пытается встретиться со мной взглядом. – Я обещал, что больше не буду разговаривать с Розмари. Я сдержал свое слово. Я думал, мы двинулись дальше.
– Да, так и есть! – Я слышу в собственном голосе мольбу, самый неприятный из звуков. – Послушай, Калеб, когда ты впервые рассказал мне о Розмари, это вызвало что-то во мне, какое-то желание, я не знаю… – Я на мгновение прерываюсь, пытаясь отыскать правильные слова и нащупать правду. – Меня вдохновляют события из моей жизни. Разве ты не знал, во что ввязывался, когда решил встречаться с писателем? – Мои губы пересохли, и я облизываю их. Жжет. Я облизываю их снова. – Если ты не можешь любить мое творчество, не можешь хотя бы уважать его, значит, ты не можешь любить меня по-настоящему. Мы – одно целое.
– Может быть, тебе стоит хоть раз использовать воображение, – говорит Калеб. – Разве не это должны делать писатели?
Его слова режут по живому, как он и рассчитывал. Я делаю глубокий, прерывистый вдох.
– Это выдумка.
– Может, мне позвонить Розмари прямо сейчас и спросить?
Это наверняка блеф. Я скрежещу зубами.
– Если ты мне не веришь, – говорю с напускной бравадой, – возможно, тебе лучше уйти.
Мое тело колотит дрожь.
Хватаюсь за край дверцы шкафа, чтобы обрести равновесие.
Калеб встает и идет через комнату в сторону открытой двери спальни, и на мгновение я верю, что он уходит, что скоро он действительно уйдет.
Но потом он обхватывает мои плечи, притягивает меня к себе, прижимает мою голову к груди и гладит мои волосы. Мой нос и рот прижаты к его фланелевой рубашке, кислорода не хватает; я поворачиваю голову, чтобы вдохнуть через пространство под мышкой. Калеб чуть смещает центр тяжести и долго держит меня в объятиях – дольше, чем кто-либо когда-либо.
– Я не хотел этого, – говорит он испуганно. – Я просто… я был в шоке, я был расстроен. Я все еще расстроен. Но я никуда не уйду.
– Извини, – шепчу я, хотя не чувствую за собой вины. – Я должна была сказать тебе раньше, но боялась, как ты отреагируешь.
Эти слова – правда,
Скоро я раскрою все карты, но не сейчас. Я не могу его напугать еще больше.
Я перемещаюсь на кровать, откидываюсь на спину, позвонок за позвонком, прижимая большие пальцы к закрытым векам.
Калеб поглаживает мою руку от запястья до локтя.
– Иногда мне кажется, ты не веришь в меня, – тихо начинает он. – Что все, что я говорю и делаю, – неправильно, что ты хочешь от меня чего-то другого.
Где я слышала это раньше?
– Я верю в тебя! – кричу я. – Я дам тебе ключ, завтра же, прости меня, ладно? Мне жаль…
– Все в порядке, – успокаивает Калеб. – Прекрати извиняться! Все будет хорошо. Я уверен.
Он приносит мне салфетки, когда я прошу его об этом, а потом мы лежим на кровати, наши бедра и колени соприкасаются. Этого пока достаточно. Достаточно.
Завтра я все запишу.
Утром я зачерпываю хлопья ложкой, принимаю гормоны, чищу зубы и пишу Розмари:
Так забавно, что мы столкнулись вчера вечером! Извини, я была не в себе – больше никакой дури, лол. Так что я пропустила эпическую схватку между тобой и Таинственной девушкой?
Розмари отвечает час спустя: