Одержимость

Оставшись одна, Настасья почувствовала слабость в ногах. Она не заметила, как села на пол. Ей было плохо. Так плохо, как никогда раньше. Теперь она точно знала, зачем приезжал Марков. Он был уверен, что застанет ее одну. Страшный человек, а Егор доверяет ему как самому себе. Они все в опасности! Слова Маркова набатом звучали у нее в голове. Леонид способен на все.

– Больше ничего не будет. – Настасья поднялась. Посмотрела по сторонам, словно прощаясь. – Все кончено.

Страшная догадка: им мало осталось. Всем им – и ей, и Егору, и Андрону. Сдавив голову руками, она закрыла глаза. Попыталась представить, как это произойдет. Мысль была настолько жуткой, что по коже пробежали мурашки. Она не знала, насколько ее предположения были близки к истине.

Как и всем остальным пациентам, Майя дала возмутителю своего душевного покоя прозвище. Для нее он – Седой. Красивый статный мужчина. Один из тех, кого годы красят. Майя не ходила – летала. Она предвкушала, что один из обычных дней подарит ей необыкновенное продолжение их знакомства. Она уже забыла о своем грандиозном плане мести, о том, что Седой должен стать первым в его цепочке.

Мужчина приходил к ней во снах. В них она успела позволить ему все, и осталась довольна. Однако в реальной жизни ничего не менялось. Те же улыбки, легкие поглаживания руки, так, невзначай, с томным взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц. Бред! Майя решила взбунтоваться! С нее хватит! В конце концов, она не девочка, чтобы с ней играть. На свой страх и риск настроилась расставить все точки над і.

– Милая Майя Владимировна, мне будет не хватать вас. – Очередное признание заставило ее густо покраснеть. – Есть один выход – тяжело заболеть и снова попасть в ваши умелые, нежные ручки.

– Это последняя процедура, и болеть не нужно.

– Вы очень красивы, Майя Владимировна, – тихо, доверительно прошептал мужчина.

– Вы не первый, от кого я это слышу, – улыбнулась она. Губы задрожали, а по низу живота разлился жар желания. Кажется, у нее действительно давно не было секса. Это плохо отражается на ее способности воспринимать комплименты. Она придает им слишком большое значение.

– Мне будет плохо без вас. Настолько плохо, что я наверняка заболею. Я должен найти способ, чтобы предотвратить это.

– Что именно? Болезнь или тоску?

– Вы умеете видеть самую суть. – Самодовольная улыбка мелькнула и исчезла, оставив маску наигранной грусти.

– Довольно! – твердо произнесла Майя.

– Простите?

– Не нужно больше лжи. Я ведь женщина. Я сердцем чувствую. Вам что-то нужно от меня?

– Грубовато, но…

– Только правду, умоляю!

– Еще одно подтверждение, что я не ошибся в вас.

– Нужно или нет?!

– Вы правы, детка.

– О, господи… – прошептала Майя и, почувствовав слабость в ногах, села на край кровати.

– Я огорчил вас? Я не хотел. – Его ладонь снова легла поверх ее холодной дрожащей руки.

Ее тепло ладони подействовало на нее успокаивающе. Быстро взяв себя в руки, Майя поднялась, поправила воротник безукоризненно белого халата.

– Рассказывайте, – попросила она, стараясь не смотреть ему в глаза. Боялась, что в ее взгляде он прочтет разочарование и крушение надежд. Тогда Седой почувствует ее слабость, а она должна выглядеть сильной. Плакать будет дома.

И он рассказал. Словно прорицатель, мужчина раскрывал карты прошлого, легко оперировал настоящим и не боялся заглядывать в будущее. Майе стало страшно. Он знал о ней все. Как будто все эти годы рядом с ней находился невидимый свидетель ее горестей и радостей. Но самое страшное, что под всем этим был подведен итог. Красная черта подчеркивала тщетность ее более чем тридцатилетнего существования на этом свете. Услышанное подтверждало то, что она сама зачастую думала о своей жизни. О ее никчемности, бессмысленности, шаткости. Будущее выглядело безнадежно бездарным. Майя осталась без сильного плеча, с перспективой доживать свой век в обществе случайных любовников, малозначимых связей, в упреках матери, мечтающей о внуках.