Одержимость

Его прикосновение дарило ощущение дома, покрывая меня одеялом мира. Больше не было молитв, просто немое спокойствие. Он мягко сжал мои пальцы, поднял голову, и наши взгляды встретились. Его хрустальные синие глаза покраснели, а щеки были запятнаны слезами. Полные губы разомкнулись, будто он собирался что-то сказать, но вместо этого он поднял свободную руку и прикоснулся к моей мокрой от слез щеке. Я не осмелилась закрыть глаза и пропустить хотя бы секунду. Держала их широко открытыми, когда прижалась к его ладони. Я хотела сказать ему, что сожалею. Ему нужно было знать, что сейчас я оставила всё, оставила жизнь с Кларком, которая, как я тогда думала, была необходима для того, чтобы жить, чтобы спастись. Спасти его.

Я хотела признаться ему, что мечтала сохранить ребёнка, выйти за него замуж, жить в его крошечной комнате с потертыми стенами и коричневым ковром. По крайней мере, это была бы любовь, и он был бы единственным человеком, который любил меня из-за меня самой. Но не было никакой причины мечтать о времени, которое никогда бы не наступило, и то, как он смотрел на меня сейчас, с оттенком ужаса, я не могла понять, могли бы мы начать сначала.

Он наклонился ближе, и моё сердце провалилось в живот. Комната вокруг меня перестала существовать, и только тепло его дыхания играло на моих губах. Он наблюдал за мной, медленно приближаясь, и когда я не сдвинулась, закрыл глаза. Поцеловал меня так легко, как будто я сделана из тонкого мрамора алтаря. Мне было снова восемнадцать, и он скользил по кончикам моих пальцев. Наши губы двигались совместно в последнем танце, в последнем шансе вспомнить, прежде чем его рот зашептал обещания, и он не отстранился. Я была ошеломлена, головокружение от его поцелуя держало меня в плену. Синева в его глазах мелькнула, он выпустил мою руку и встал.

Другая его рука все ещё касалась моей щеки, и он сказал:

— Ты — яд, Пэйдж. Но я устал ненавидеть тебя. Мой отец был пьяницей, и я люблю тебя. Это моё несчастье, и я никогда его не вылечу; никогда не избавлюсь от того, что чувствую к тебе, — его голос был хриплым, как будто он сдерживал свои эмоции.

Я глубоко сглотнула, боль его слов просочилась из моих глаз. Он убрал ладонь с моего лица и отступил, его грудь сжималась от каждого вздоха. Существовало ли ещё худшее наказание, чем смотреть на повреждение, которое вы создали, не имея возможности что-либо сделать, чтобы изменить это?

— Деклан, — я выдохнула его имя, как будто его нужно было произнести, нуждаясь в доказательстве, что этот момент действительно произошёл.

Когда я встала, он покачал головой и отвернулся. Я наблюдала за его сильной фигурой, пока он продолжал идти к входной двери церкви.

Он поцеловал меня. Он сказал, что любит меня, но при этом я была его болезнью, и было бы корыстно с моей стороны кормить его зависимость.

Эгоистка.

Слово забилось в моей голове, паника поднялась и сжала мою грудь, усиливаясь с каждым шагом, который увеличивал расстояние между нами. Эгоистка.

Я оставила всё ради Кларка. Ради моих родителей. Я отказалась от Деклана, я потеряла веру в любовь, которую мы имели. Эгоистка.

Я бы вновь пожертвовала нашим ребёнком, чтобы мы могли быть вместе. Он никогда меня не простит.

После того, как всё было сказано и сделано, прошли годы, я подумала, что мы сможем начать сначала. Но он ненавидел меня за тот выбор, который я сделала. И в некотором смысле он был прав. Я просто сбежала. Сбежала в церковный приют, предлагавший отпущение грехов, к моим родителям, которые подарили меня, как ягненка, человеку, который должен был вернуть мне мою душу. Я не знала, что Деклан вернется ко мне через неделю, но было уже слишком поздно. Он презирал меня, а я думала, что дарю ему надежду.

Но, когда дверь церкви открылась, и Деклан растворился между прошлым и настоящим, я была вынуждена сделать другой выбор.

На этот раз я собиралась стать эгоисткой.

— Он поцеловал тебя? В церкви? — улыбка Ланы была нелепой.

— Он также сказал, что я яд для него, помнишь? — я небрежно перебирала салат в своей тарелке.

— Он сказал, что любит тебя! — она приподняла бровь и положила кусочек жареной курицы в рот.

Я кивнула, и комок в моём горле увеличился. Когда вернулась домой из церкви, всё, что хотела сделать, это спрятаться в своей комнате, продумать и составить план, как попытаться восстановить отношения, которые я уничтожила. Я не настолько уверена в себе, и понимала, что эту битву никогда не выиграю, но все же попробую. Потому что, если этого не сделаю, если не попытаюсь объяснить ему всё, объяснить, почему не вышла к нему в тот день, когда он пришёл ко мне домой после нашего расставания, Деклан так и будет считать себя бесполезным, а я не могу позволить ему больше верить в это. Я надеялась упасть на свои грязные простыни и раствориться в отчаянии от невыполнимости поставленной задачи. Но Лана приготовила ужин, поменяла постельное бельё и открыла жалюзи.

Лана налила нам по бокалу красного вина, и я смотрела на неё, пока она потягивала напиток.

— Сделай чёртов глоток, это тебя расслабит.