Вид, конечно, у меня после сна ужасный, перекидываю волосы на правую сторону и приглаживаю. Могла бы просто спать, но нет, я поняла, что, наконец, зацепила Доусона за живое. И я чувствую себя паршиво настолько, что не передать словами. Этот прощальный взгляд и бледное лицо никого не оставит равнодушным. Это даже не жалость, – совесть моя проснулась, а она любит дремать в ответственные моменты. И сегодня я постараюсь смягчить свое поведение. Он ведь все еще мой Доусон.
Замазываю последний раз корректором синие круги под глазами, наношу немного туши на ресницы. Снова вожусь с волосами, решаю, что собрать их в низкий хвост будет лучшим решением. Смартфон упал между сидениями, его вибрация слишком назойливая. Имя мамы Доусона на экране; морально готовлюсь. Обычно все происходит так: моя мама звонит ему, а его мне. То есть, мы вроде как меняемся родителями на определенный момент, иногда так даже проще. Пока мои рвут и мечут, его еще полны сил и терпения.
– Привет солнце, ух, пока до тебя дозвонишься, с ума можно сойти. Я уже и забыла, зачем набрала тебя. – Мейси заходит издалека. – Чем занята наша девочка?
– Сижу в машине напротив дома вашего сына. – Делаю небольшую паузу. – Обещала ему приехать с утра и позаботиться.
Я очень надеюсь, что мой братец не разболтал нашим родителям, кто виноват в том, что их сын и зять в одном лице сейчас в таком состоянии.
– Ой, это очень хорошо, я звонила ему с утра. – Да куда уж еще ранее звонить-то, даже мои часы показывают 7:00. – Так вот, он гремел кастрюлями и жутко матерился. Ты уж потерпи его, приласкай. Обычно он не такой злющий, может, и правда очень болит рука.
Кажется, у него болит в другом месте, а в каком именно, мне еще предстоит узнать. А агрессия шагает за его тенью по пятам с младенчества, просто мама не знает всех подробностей жизни сына.
– Я помогу ему разобраться с домашними делами и поеду на работу, потом, возможно, меня заменит Вит. – Выхожу из машины и ставлю ее на сигнализацию. Мама Доусона морально подготавливает меня словами напутствия, пока я передвигаюсь по тропинке с зажатым телефоном между ухом и плечом. Многоэтажный дом, в которой живет Доусон, предполагает все еще принадлежащее мне парковочное место, но мне лень устраивать машину внизу. Это было наше любовное гнездышко, все, что мы создали в этом хаосе под названием брак, было именно в этом доме. Поднимаю глаза на окна, разглядеть, наблюдают ли за тобой на 16 этаже просто невозможно. Жить в престижной трехкомнатной квартире в северном районе города – это здорово. Мне всегда нравилось удобное расположение дома, просторные комнаты и, естественно, две ванные комнаты. К чему об этом вспоминать…
Захожу в лобби и нажимаю кнопку лифта. Двери раскрываются, но я не спешу заходить, обычно Доусон спускается, чтобы составить мне компанию. Раньше он отвлекал меня поцелуями от моего страха замкнутого помещения. Теперь же мне приходится справляться самостоятельно. Пожилой мужчина останавливается, пропускает меня вперед, когда я все еще удерживаю двери руками.
– Задерживаешь лифт, милая? – Его очки опускаются на нос, и он становится похожим на мистера Фрейда, сейчас должен сказать мне нечто связанное со страхами. Например, что это фаллические признаки, или меня принуждали к чему-то в детстве, и поэтому я переживаю это во взрослой жизни. Улыбаюсь ему, когда мужчина становится еще ближе ко мне, готова благодарить его за понимание. Металлическая ручка в моих руках сжата до побелевших костяшек, глаза плотно закрыты, а губы шепчут бессловесно молитву. Вот в какие моменты мне нужен мой бывший муж. Звук остановки лифта, и я делаю рывок вперед, мужчина едет на этаж выше, и когда я выхожу, замечаю его заинтересованный взгляд. Может, он действительно видит мои фобии насквозь или просто задается вопросом, где он мог видеть меня. Подхожу к нашей квартире и стучусь в дверь. Поднимаю глаза и прислушиваюсь, никакой реакции, будто все вымерли. Роюсь в кармане шорт и вытаскиваю свои ключи. Доусон всегда вынуждает меня пользоваться ими. Вроде как я возвращаюсь домой после работы, и ничего не изменилось. На пороге разуваюсь и ставлю обувь на аккуратную полочку. Просторная прихожая, размером с нашу спальню, позволяют устроить темно-синий диван-полочку для ключей, шкаф и, если пожелает душа, танцпол. Замечаю странные следы на паркете, что это такое?
– Доусон, – зову мужчину, пока оглядываю бордово-красное пятно. Он не отзывается, и я иду по следам, которые вымазали пол. – Доусон, ты где? – Я говорю громко. Мы ведь не в замке, чтобы потерять человека.
Чертыханье, шлепок и грохот, мои глаза расширяются, и я бегу в ванную комнату. Первое, что бросается мне в глаза, это дракон, опоясывающий голое бедро, спускающийся по ноге и попе мужчины. Он стоит около раковины и держится одной рукой, рядом валяется рулон пленки для обертывания. Заворожено рассматриваю его натренированное тело, одна нога стоит немного впереди, закрывает обзор на его…