Очи познания: плоть, разум, созерцание

Теперь же нам нужно понять, в каком смысле «смерть» может быть хороша, а «жизнь» – плоха. Ведь мы сначала увидели: то, что вызвало столько интереса к фрейдовскому танатосу, или инстинкту смерти, это наблюдение, что трансценденция, судя по всему, включает в себя нечто вроде смерти эго, и такая «смерть», должно быть, в каком-то смысле является чем-то «хорошим». Так какого же рода смерть является хорошей?

Начнем с того, что смерть эго как фактическая трансценденция не имеет совершенно никакого отношения к танатосу Фрейда. Скорее, действительная трансценденция требует смерти текущей структуры в том смысле, что данная структура должна быть высвобождена, или отпущена, дабы освободить пространство для более высокоорганизованного единства следующей структуры. Фактор высвобождения, в данном случае, и вправду является разновидностью смерти: это реальное умирание для исключительного отождествления с более низкой структурой, происходящее с тем, чтобы пробудиться – через любовь-расширение, или трансценденцию, – к более высокоорганизованным жизни и единству. В этом смысле подобная смерть-и-трансценденция происходит на каждой стадии развития, от материи до тела, разума, тела-разума и духа. Индивид принимает смерть и высвобождение (№ 4) более низкой стадии для того, чтобы обрести жизнь и единство следующей, более высокой, стадии, и так далее, пока не произойдет либо остановка развития с наступлением только лишь фазы сохранения (№ 3), либо воскресение Духа в Великой Смерти итоговой трансценденции и предельного единства.

Это смерть в «хорошем» смысле – фактор высвобождения (№ 4), позволяющий последующее восхождение. Обратным этому является попросту отказ от высвобождения и трансценденции, и это происходит, когда фактор сохранения (№ 3) становится слишком жестким, стерильным и довлеющим. Индивид прекращает всяческую трансформацию и стремится лишь сохранить свою текущую структуру сознания. И хотя сохранение имеет свои важные функции, в данном случае оно служит исключительно стагнации и превращению жизни в нечто жесткое и косное. Тут, наконец, мы имеем наш последний фактор – «жизнь» в «плохом» смысле. Именно данный фактор имеют в виду буддисты, когда говорят о привязанности, цеплянии, иллюзии постоянства, фиксации и упорства в неведении.

Поскольку мы обрисовали два основных и разных значения как «жизни», так и «смерти», давайте различать написание самих терминов (с большой и маленькой буквы). Таким образом, получаем:

Итак, теперь мы во всеоружии и сможем с легкостью распутывать хитросплетения различных теорий жизни-смерти-трансценденции. Можно начать с того, что «хорошими» факторами (факторами, способствующими росту, единству и трансценденции) являются Жизнь и смерть. «Плохими» же факторами (факторами, мешающими росту и трансценденции и даже влекущими к противоположному) являются жизнь и Смерть. Вы уже можете заметить наличие семантических трудностей, ведь эти отличные значения данных терминов попросту не различаются в большинстве современных теорий, и семантическая путаница глубоко укоренилась в нынешних теоретических построениях, породив ряд противоречий. Я приведу лишь два основных примера.

1. Мы уже упоминали, что с точки зрения буддизма цепляние и хватание за постоянство и желание постоянства (тришна/свабха) представляют собой корневые проблемы страдания, попросту потому что данные факторы мешают развитию и только лишь развитие ведет к Духу (дхармакайе), способному убрать страдание (дукха). Как следствие, буддизм рекомендует отказ от жизни и принятие смерти «я» (анатта). Это привело к всевозможным обвинениям буддизма в том, что он, с одной стороны, противостоит жизни, любви, осмысленности и, с другой стороны, является навязчиво одержимым смертью, нигилистическим и некроманиакальным.

Но, разумеется, когда буддисты говорят, что причина страдания в желании жизни, они отрекаются не от Жизни, а от жизни. Они отрекаются не от любви, открытости, роста и трансценденции, а от цепляния за статус-кво, привязанности, фиксации и страха изменений (аничча). И наоборот, рекомендуемая смерть «я» является не Смертью, а смертью – не регрессией, а высвобождением; не инволюцией, а аккомодацией.

Вероятно, данная путаница началась с Шопенгауэра, который предпринял благородную попытку интерпретировать Упанишады и «Праджняпарамита-сутры» для Запада, но при этом, пытаясь привести доводы в пользу смерти, всегда звучал так, словно он поддерживает Смерть, а отрицая жизнь, всегда звучал так, словно ненавидит Жизнь. В любом случае, эта путаница укоренилась довольно глубоко, и при этом она столь же глубоко безосновательна.

2. Теперь мы подходим к современным теориям смерти и трансценденции, среди которых можно выделить теории Брауна, Лэинга и Гарфилда.