Уилбер: Должно быть, они ему были известны, но я считаю, что он пришел к данной концепции более-менее самостоятельно. Знаете, истина всегда покажет себя. Мне нравится думать, что очевидность данной истины просто не могла бы пройти мимо такого мыслителя, как Уайтхед. В любом случае, он взял идею, что более низкие измерения являются, в основе своей, редуцированными версиями более высоких, и всецело перевернул обычный подход к реальности с ног на голову. Он сказал: если вы хотите знать общие принципы существования, вам необходимо начинать идти сверху и использовать наивысшие события для того, чтобы освещать наинизшие, а не наоборот, как происходит в случае с обычным редукционистским рефлексом. Поэтому он утверждал, что о мире можно понять больше из биологии, чем из физики, и ввел организмическую точку зрения, что революционизировало философию. Он также говорил, что у социальной психологии можно научиться большему, чем у биологии, и затем ввел идею вещей как общества событий – идею составной индивидуальности. Он естественным образом считал, что вершиной образцового паттерна является Бог, и именно в Боге, предельном составном индивидууме, нужно обосновывать любые законы, или паттерны, обнаруживаемые в сокращенных версиях более низких измерений психологии, затем биологии и лишь потом физики. Идея, гениальная в своей формулировке, заключалась в том, что общие принципы бытия необходимо искать сначала в более высоких уровнях, а затем – путем вычитания – можно исследовать, насколько далеко вниз они простираются в иерархии. Нельзя начинать снизу и пытаться идти вверх, прибавляя вещи к более низким частям, поскольку некоторые более высокие части особым образом или вообще не проявляются на более низких ступенях. Пожалуй, его самыми любимыми примерами были творчество и любовь: Бог, по Уайтхеду, в особенности есть любовь и творчество. Но в более низких измерениях творчество редуцируется, проявляясь в человеке в виде маленькой толики свободы воли и почти полностью теряясь к тому моменту, как мы добираемся до атомных частиц. Вероятно, мы могли бы сказать, что принцип неопределенности Гейзенберга на физическом плане представляет собой все, что осталось от радикальной свободы Бога. Но смысл в том, что, если вы пытаетесь понять вселенную в обратном порядке (двигаясь от атомов и выше), вы застреваете в моменте, когда пытаетесь объяснить свободу воли, творчество, выбор и все, что отличается от преимущественно детерминированного космоса. Факт же состоит в том, что даже с небольшим количеством гейзенберговской непредопределенности физическая вселенная намного более детерминистична, или предопределена, чем даже уровень 2 – уровень биологических существ. Любой квалифицированный физик поведает вам, где будет находиться Юпитер десятилетие спустя (если исключить вероятность планетарной катастрофы), но ни один биолог не сможет вам рассказать, куда двинется собака через две минуты. Так что Уайтхед в стремлении освещать низшее высшим (а не наоборот) смог сделать творчество общим принципом, а затем понять детерминизм как частное ограничение, или редукцию, первичной созидательности. Если же, с другой стороны, начинать снизу, тогда вам потребуется понять, как можно вывести свободу воли и творчество из камней, а это попросту невозможно. Редукционизм – самое вежливое слово, которым можно охарактеризовать подобные подходы.
RV: Это необычайно, ведь мне встречалось столько попыток, предпринимаемых мыслителями нью-эйджа, вывести свободу воли из непредопределенности электрона или утверждений, что, дескать, человеческая воля свободна по причине непредопределенной волновой природы субклеточных компонентов человеческого организма и еще что-то в таком духе.
Уилбер: Да, похоже, что люди так чаще всего и делают. Это некое подобие рефлекса: наконец-то, после десятилетий разглагольствований о том, что физическая вселенная детерминированна, или предопределена, и, следовательно, человеческий выбор – иллюзия, мы обнаруживаем немного непредопределенности на физическом уровне и буквально слетаем с катушек. И в такой ситуации более чем естественно пытаться объяснить человеческую свободу или даже свободу Бога как взрыв наинизшего уровня. Радость настолько застилает нам глаза, что мы забываем о том, что только что совершили величайший редукционистский подвиг столетия: Бог – это огромный электрон на небе! С такими благими намерениями – и насколько вредоносная философия. Только представьте себе: есть множество физиков, которые ощущают, что физическая сфера в действительности всецело детерминистична (например, Эйнштейн) и что исследования в будущем могут открыть субатомные переменные, всецело подчиняющиеся закону причинности. Я не берусь утверждать, произойдет это или нет, но теоретически – что, если произойдет? Потеряет ли от этого бедный Боженька всю Свою созидательную силу? В тот день, когда будут обнаружены детерминирующие переменные, испарится ли свобода воли человека? Видите, в чем проблема?
