Очевидец Нюрнберга

— Накройся, а то простудишься.

В пятнадцать-то лет я уже сам знал, нужно мне одеяло или нет!

— Не надо меня одеяла! — ответил я.

— Делай, как я тебе говорю, — сказала мама, но я не послушался.

За нашими пререканиями прошло время. Когда поезд остановился у немецко-бельгийской границы, мы с мамой все еще не разговаривали друг с другом. Сначала немецкие пограничники, потом бельгийские проверили наши паспорта. Они вели себя так просто, что, когда поезд въехал в Бельгию, мне было трудно поверить, что мы спаслись из нацистской Германии.

Раньше мы со страхом думали, удастся ли нам живыми покинуть Германию. Теперь, когда паром на пути из Бельгии в Англию качался на волнах Ла-Манша, я стал понимать, что мы с Хельмутом свободны. Это было почти разочарование, потому что мы не пережили ужасных мук. Мы пережили унижение и страх, но физического вреда по большому счету нам никогда не причиняли. А сейчас мы уже почти верили, что не причинят никогда. Когда показались белые утесы английского побережья, а в ушах зазвучали непривычные слова английского языка, предвкушение новой жизни в английской школе-интернате уже изгоняло из моей души прошлый страх.

И мать, и отец привили мне важнейшие ценности. Отец научил меня, что храбрость, честность, прямота и милосердие вознаграждаются чистой совестью и что служить людям — почетно. Мама научила меня, что я могу добиться успеха во всем, если захочу по-настоящему, и что я «особенный». Она научила меня быть смелым, предприимчивым и сильным. Они оба ценили искренность и откровенность, и слова у них не расходились с делами. Хотя тогда я этого не осознавал, но эти ценности я принесу с собой в новую жизнь, которая должна была вот-вот начаться.

Глава 6 Англия

Я знал по-английски меньше сотни слов, когда мы с Хельмутом и мамой сошли с парома в Фолкстоне, переплыв Ла-Манш из бельгийского Остенде. Я еле-еле научился заворачивать язык, чтобы произнести английское «арр» вместо немецкого «эрр». К тому же у меня была проблема с английским дабл-ю, у которого в немецком языке нет эквивалента.

В Фолкстоне мы сели на поезд до Фавершема в графстве Кент, где пересели на другой поезд. В поездах были обитые тканью сиденья, а не деревянные лавки, как в вагонах третьего класса, которые мы знали в Германии. Вагоны были выкрашены в ярко-зеленый и лаковый черный, как и локомотив, совсем непохожий на закопченные немецкие паровозы. У него даже были золотые полоски по бокам и на трубе. На дверях в вагонах были медные ручки. Поезд смотрелся очень празднично. Я удивился, как быстро он тронулся и покатился по сельской местности, которая больше напоминала парк, чем унылые картофельные, ржаные и спаржевые поля у Гарделегена. Английские коровы были коричневые с белым и толстые, а не тощие черно-белые, к которым я привык; еще там паслись овцы, козы и лошади, привольно скакавшие на опрятных полях, огороженных заборчиками. Железнодорожные станции были такие чистые, некоторые украшали цветы. Как будто я приехал на каникулы. В 1938 году сельский Кент выглядел прелестно с его зелеными пастбищами, белеными каменными домиками фермеров, аккуратными заборами и оградами высотой до груди. В первый день моей обретенной английской свободы было голубое утреннее небо с пуховыми белыми облаками. Я приехал в чудесный Новый Мир.

Нас встретил шофер, который говорил с акцентом — с кентским, как я узнал позднее, — и отвез в Новую Херрлингенскую школу у Банс-Корта в деревне Оттерден рядом с Ленхемом. Извилистые дороги, по обе стороны огороженные высоким забором, привели нас к фасаду трехэтажной усадьбы с множеством окон, десятками труб и прелестным розовым садом впереди. Это было главное здание школы.

Мальчик моего возраста отвел меня в двухкомнатный домик между электрощитом и жильем шофера. Раньше в этих домиках, наверное, жили слуги владельца поместья. В нашем домике в двух комнатах располагалось четверо мальчиков. Я делил свою комнату с Габи Адлером, немцем, который проучился в школе несколько лет и бегло говорил по-английски. Питер Морли и еще один мальчик делили другую комнату в домике, простом, но по-домашнему уютном. Моему брату выделили кровать в общей спальне в большом доме с ребятами помладше. За ними приглядывала учительница и ее муж, который работал в плотницкой мастерской.

В Пруссии, где мы выросли, на англичан взирали с благоговением. Возможно, потому, что Германия никогда не побеждала в войне против Англии, которая одерживала верх над французами и испанцами и участвовала в коалиции, разгромившей Германию в Первой мировой. В 1938 году Британия пока еще являлась мировой империей, к чему Германия стремилась, но чего так и не достигла. Вот таким образом немцы классифицировали страны и народы. И вот я оказался в стране, к которой меня приучили испытывать уважение и восхищение. Я не жалел, что уехал из Германии и от всего немецкого; находиться в Англии было так здорово!