Времена менялись. Ужесточались цензурные требования. Не поощрялось новаторство литературного стиля и философские обобщения‚ которые могли "запутать" неискушенного читателя. Навешивались ярлыки на прозу и поэзию – влияние "пережитков прошлого"‚ "тлетворное воздействие Запада"‚ "зловредная контрабанда идей". Писателей обвиняли в "отрыве от реальной жизни"‚ в "индивидуализме" и "идеализации" прошлого‚ в "эпикурействе и любовании преходящим моментом". От них требовали внедрять в массы большевистскую идеологию‚ и один из руководителей литературы заявил: прежние писатели на идиш искали "красоту еврейской души – мы же ищем марксистский подход ко всем явлениям еврейской жизни".
Беднел язык литературных произведений. Положительные персонажи становились еще "положительнее"‚ а отрицательных лишали права на малейшие симпатии читателя. Культура на языке идиш постепенно превращалась в общесоветскую культуру‚ "национальную по форме и социалистическую по содержанию". Кроме официальной цензуры вырабатывалась и самоцензура; литератор знал наверняка‚ на какие темы и как можно писать‚ чтобы попасть в план государственных издательств и не вызвать нападок партийной критики. А для этого следовало выполнять социальный заказ – воспевать новую жизнь‚ клеймить пережитки прошлого в сознании людей‚ создавать образ советского человека в духе социалистического реализма.
А. Кушниров:
Бетонною плотью затянуты раны...
И. Харик:
Каждый‚ каждый‚ каждый – строй!..
Л. Квитко:
Храбрый боец!
Так дайте ж мне‚ дайте
Коня наконец!..
Сглаживались различия между "пролетарскими" писателями и "попутчиками"‚ особенно в тематике. Разрешенными темами являлись – революция‚ героика "пламенных лет" Гражданской войны‚ разоблачение шпионов и вредителей‚ классовая борьба в странах капитала‚ ломка старого быта‚ борьба с религиозными предрассудками‚ трудовые будни Биробиджана‚ коллективизация сельского хозяйства и индустриализация страны‚ что вызывало к жизни произведения с характерными названиями – "Плотины" и "На Днепрострое", "Шахты" и "Дорога в Донбасс"‚ "Смерть кулака" и "Биробиджанцы", "Фабрика зовет"‚ "В тракторном цеху" и "Радость нового бытия". Поэты и прозаики на языке идиш (как и прочие деятели советской литературы) выполняли заказ партии и правительства и неуклонно теряли своего читателя.
Дер Нистер (в переводе с идиш "скрытый"‚ псевдоним П. Кагановича)‚ из письма 1934 года: "В Советском Союзе нет места символизму‚ а ты знаешь‚ что я всегда был и остался символистом. Человеку моего типа‚ всю жизнь работавшему над совершенствованием стиля‚ очень трудно перейти от символизма к реализму. Это вопрос не техники. Тут нужно как бы переродиться. Нужно вывернуть душу наизнанку... Если я не буду писать‚ я выпаду из литературы и из жизни‚ ибо не тебе объяснять‚ что писатель‚ который не пишет‚ – это человек‚ который не живет‚ не существует в мире..." (арестован в 1948 году‚ умер в тюремной больнице).
Искренность первых лет творчества постепенно становилась фальшью; от писателей и поэтов требовали прославлять партию и ее вождей‚ желание оставаться самим собой вело в тюрьму или к творческому молчанию, а следовательно, к забвению. Были расстреляны и погибли в заключении многие писатели и поэты, творившие на языке идиш‚ среди них – А. Абчук‚ З. Аксельрод‚ М. Кульбак‚ И. Харик.
И. Харик:
Строен‚ смуглокож.
Если нужно‚ завтра – в пламя‚
А пока поёшь...
5
В начале 1920-х годов театры на идиш появились в Харькове‚ Киеве‚ Одессе‚ Бердичеве‚ Кременчуге‚ Нежине‚ Днепропетровске‚ Житомире и в других городах со значительным еврейским населением. Они возникали по инициативе любителей театра‚ чтобы просуществовать недолгое время и уступить место другим театрам с иными энтузиастами – актерами и режиссерами. Существовали передвижные театры малых форм со спектаклями агитационного характера‚ недолгое время работали еврейские театры оперетты и сатиры; в Киеве дети ходили в Театр юного зрителя и кукольный театр на идиш‚ в Ленинграде пытались создать еврейскую оперу.
В 1923 году Главрепертком запретил оперу еврейского композитора М. Мильнера "Ди гимелн бренен" ("Пылающие небеса") по пьесе С. Ан-ского "Диббук", которую исполнили в Петрограде лишь два раза. Цензура определила содержание оперы "насквозь клерикальным и вредным‚ которое вряд ли смягчит музыка". Из заключения цензора: "Лилит отрывает Иойне от Талмуда (это хорошо). Он стремится к земной красоте (прекрасно). Этот образ отражается в его бодрящем пении (и это хорошо). А что дальше?.. Не хочет ли автор сказать‚ что в отпадении еврейской молодежи от "заветов отцов"‚ изучения Талмуда и священных преданий кроется гибель евреев?.."