Очень далекий космос

Однако местный городо-государственный суд строго-суров и беспристрастен. В конце концов, наличествуют вполне веские материальные доказательства. Полная чаша... горшок с костями оного - убиенного во младенчестве Бурротилло. Да еще признания кегле-трактирщика, завизированные печатью. Кстати, трактирщик отделывается штрафом суду и материальной компенсацией убиенному за моральный ущерб в виде пожизненного и удвоенного до совершеннолетия пансиона. И уж, поверьте, тремя корочками хлебца тут не отделаться!

А вот лисе Клариссе и котофею Базили везет гораздо меньше. Клариссе, тоже пожизненно, назначают каменоломни с отвалами, но вот в отношении Базили суд - благосклонно учитывая проблемы оного на почве зрением - присуждает вязание варежек с шапочками для зим до последней пожизненной зимы в подвальной мануфактуре. Зато отныне им никогда не придется промышлять побирательством - скромный столово-тюремный порцион обоим завсегда гарантирован.

Однако путь героя нового времени по жизни продолжается неумолимо. Причем, кое-где и кое-кто пытается даже помешать Бурратилло двигаться по этой жизни без помех. На свою, как выясняется, голову.

Директор кабаре-театра Царабас (который Марабас) тоже решает чуть подзаработать на бедно-наивном полено-мальчише. А именно - обрато-приватизировать у оного приподвальное помещение с пририсованным очагом, а заодно поджиться костюмчиком от Кардэна для своей кабаре-гримерной, а уже галстучной запонкой с бриллиантовой шпонкой совсем лично для себя. Ага, как же!

Встречно исковые жалобы и запротоколированные сверчком (по наушению Бурратилло) пьяные разглагольствования Царабаса (который Марабас) о несоразмерности налогообложения на театры со стороны министерства театро-музо-культуры приводят к полному прекращению налогообложения данного кабаре- заведения вообще, ибо сам обобранный до нитки исками в пользу обиженного полено-мальчиша Царабас (который Марабас) оказывается выброшенным на улицу. Впрочем, как и вся труппа горе- актеришек театра. Теперь всем им придется побираться, в чем они порядком поднаторели еще в прошлой до-театральной жизни и в науке чего им бы ранее могли безвозмездно помочь давешние любители кегель-баров. Исключение, правда, составляет плакса Пьерок. Оный, по письменной рекомендации полено-мальчиша, гуманно-милостиво направлен в дом умалишенных на принудительное лечение от нервозов касторкой.

С некоторым сожалением приходится констатировать, что доведенный до отчаяния неудачным побирательством Царабас (который Марабас) не угомонился и вскорости решается отомстить Бурратилло посредством сложно-выверенного плана с втягиванием в оный пиявочных дел мастера Дуррэмака. Итог печален. Однако не расстраивайтесь. Никоим образом не для полюбившегося читателю проказника и озорника Бурратилло.

Первично огорошившего полено-мальчиша показом своей пиявки Дурремака, стремящегося таким прямоточно-наивным способом запугать глав-героя романа кровососущим монстром, постигает донельзя плаксивая участь. Учитывая письменно изложенную жизне-версию Бурратилло, справедливо озабоченный детским полено-здоровьем суд не только отчекрыживает от Дурремака кровопускающую пиявку, но и самого его, так же, как и бессмысленно плаксивого Пъерка, отправляет на принудительно родниково-капельное лечение спелой касторкой. Ну, а у Царабаса (который Марабас), как у главного неугомонного затейника анти-поленных пакостей, справедливо возмущенный попечительский совет по надзору за безоблачностью младенчества обрывает все своеобразие бороды и препровождает оного Царабаса в один из отдаленнейших леспромхозов в семилетие добычи для города тех самых поленьев с отопительной функцией.

Не слишком везет и появившейся на горизонте жизненной проходимости Бурратилло кукло-красотке Жальвиле. На свою кукло-голову она предварительно обучила оного полено- мальчиша любительской юриспруденции, чем несказанно обогатила его потенциальные возможности в грамматике тяжб и жалоб. Потому и исключительно не для корысти, а ради практики и в целях философского доказательства преобразования любой потенциальной вероятности в кинетическую жизненность, полено-мальчиш Бурратилло и настрочил орфографически выверенную гербоносную бумагу на кукло-пуделя Артёмона, якобы искусавшего оголенные полено-ноги оного. Что с того, если Артёмон предъявляет обеспокоенным полено-коленями судьям свои давно сточившиеся клыки, могущие по серьезному разжевать лишь приготовленную Жальвиной манную кашку? А также не относящийся к делу, но все же действительно проеденный молью до дырявости пудельный парик с кучерявостями? Кто будет верить натурально облезлому, престарелому пёсику и (уж тем более) подозрительно румяной на его фоне Жальвине? Неслабая денежно-материальная компенсация за понесенный ного-полено-ущерб неумолимо надвигается. И, разумеется, никак не в пользу хозяйки (отныне уже когдатошней) маленького аккуратненького домика с мезонином, который так приглянулся отдохнувшему в нем всего единожды Бурратилло.