Ева, скромно-прелестно-блондинистая посудомойка при пивбаре, верила в Адольфа с детства, но все не решалась к нему приблизиться из-за очень неопрятного форменного передника. Однако пивной путч, похвальное одиночество Адольфа в тюремном дворике, а также тотальная несправедливость и непонимание мирового сообщества сблизила их по-настоящему. Так сблизила, что Ева взяла расчет в пивбаре и перешла работать посудомойкой при бункере.
Здесь, в закопанном от мировых несуразиц азиатского непонимания и нелепиц западного общества, бетонном бункере и наступило счастье. Отныне Адольф и Ева вместе. Только горестное присутствие все плотнее набивающихся в бункер соратников, все более частые телефонные звонки, какие-то несносные совещания ставки, а так же периодические заступления Евы на дежурство в подземной посудомойке, отвлекают героев книги от упоительного счастья взаимной любвеобильности. Что им в этой эротически правдивой любви до какого-то офигевшего в безобразиях мирового сообщества? Что им до каких-то периодически приходящих по факсу нот и требований капитуляций? Им так хорошо вдвоем, в этом, почему-то все более теснеющем бункере.
Конечно, роман написан так упоительно-увлекательно, и читается так молниеобразно-живо, что становиться несколько неясно: откуда бункер? Что есть «бункер»? Есть ли в этом какой- то метафорично-апломбовый подсмысловой намек? Или же это все же «бункер», который и есть бункер?
Отчего наши герои в бункере? Почему те соратники, что туда спускаются, больше не покидают их общество? Видимо, им там тоже очень и очень хорошо? Не слишком пояснено, что за ноты все же сыплются и сыплются с факса. Не есть ли этот бункерный факс тоже всего лишь метафоричной метафорой? Может, он символизирует собой всегдашний всеобъемлюще мощный информационный взрыв? Впрочем, имеет ли этот факс какое- либо значение, раз на его призывы все едино никто не соизволяет отвечать?
Главное в романе - это простые сцены любви. Как трогательно, животрепетно рассказано о первых прикосновениях героев друг к другу. Как не вульгарно пошло, а возвышенноправильно описано отбрасывание Евой прочь своего назойливого форменного передника. Как старательно смело выведено автором расстегивание Евой скромно-бриллиантовой заколки на галстуке Адольфа с его молчаливо-пристойного согласия. Однако не буду пересказывать весь роман, ибо как передать трепетные чувства романтизма, возникающие у читателя в момент развязывания галстука Адольфа? Или (тем более), как необычно грубыми словами пересказать главу, посвященную распечатыванию Евой морских узлов на шнурках форменных посудомоечных ботинок? Чувства ностальгического упоения попросту не передать.
Ну и, наконец, как и положено в любом нормальном романе, заключительная сцена - апогей с перигеем и катарсисом. Свадьба героев. Как рады съехавшиеся со всего мира окружающие счастливую пару высокопоставленные служащие - соратники Адольфа. Как все-таки горды за свою подругу Еву ее соперницы-посудомойки, которые тоже бы не прочь, но с любовью не поспоришь, она сразу берет быка за рога, а Адольфа за...
Извиняюсь, что я, будучи критиком, все же не выдержала и рассказала, чем завершается эта прекрасно-прямолинейная история. Интрига ведь сохраняется до самого конца, лишь за двести или триста страниц до окончания некоторые особо проникнутые могут угадать, чем все кончится. Но, тем не менее, мы - всего лишь читатели, и не знаем, как дальше сложится жизнь животрепещущих влюбленных, но убеждены, что все будет изрядно-возвышенно-величественно. Пожелаем же вместе с Опупевшей вечного счастья и любви и Еве, и Адольфу.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ МУГУ_ГУ
Понятное дело, роман выдающегося гения пера... и пуха де-Каприка Мапрека не о чем-то там эдаком, хотя вначале можно подумать, что именно о том, а о настояще-всеобще-охватывающей любви. Хотя, нет, все же не совсем о любви. Прежде всего, этот полотно-познавательно-гипотезо-обобщающе-центровочный шедеврал конечно же о науке, о тяжело-черством хлебе ученых доцентов и прочих инженерных работников умственного трудоустройства.