Обжалованию не подлежит

— Ах, друзья! Так это хорошо, когда у Климова столько друзей… Как? Опять не довод?

…

— Ну, правильно, для вас осудить тунеядца — это все равно что пирамиду Хеопса построить. А тут…

…

— Понятно, не было состава преступления.

…

— Ага… В данном случае есть. А кто этот человек? Чем он жил, для кого жил — для вас это частности?

…

— Понимаю. Да здравствует справедливость. Перед законом все равны.

…

— Как?.. К счастью, на это у вас нет права. Безусловно.

…

— Правильно. Вот мы и помогаем.

Трубка с треском падает на рычаг.

— Ну, что ж, этого следовало ожидать. Мы тоже не лыком шиты, — сквозь зубы цедит Харламов. — Формально он прав… Собственно, что мы теряем? — Харламов сосредоточенно трет переносицу. — Просим внимательно подойти к разбору дела. Не пороть горячку. Так или не так?

Я вижу его настороженный взгляд:

— Очевидно.

— Вот и я про то. Какое ж это давление? Внимание к человеку. Вот как это называется. Если хороший человек попал в беду? А ведь Климов хороший человек? А? — И снова настороженный взгляд.

— Мы плохих не держим, — в тон Харламову бросает Сергей.

— Не держите… Это нам известно. Не помню, в каком номере, кажется октябрьском, за тот год. Да… октябрьском. Крупно — «Мы этой жизни суть»… Чуть ниже, прописным — «Дневники современника». Целая полоса. Было такое?!

— Да, вроде было, — подтверждаем мы не очень охотно.

— Так что народ вы известный. Кстати, шутки шутками, а газету надо приложить к делу…

— Можно, — соглашаемся мы.

— Не можно, а нужно… Значит, хороший… Ну раз так, что надо делать? — Харламов обводит нас загадочным взглядом и тут же отвечает: — Надо действовать. И действовать незамедлительно. Едем в горисполком.

— Стоит ли, не исключено, что там тоже Бутырины.

Разговор с прокурором несколько пригасил наш оптимизм.

— Бутырин? При чем тут Бутырин? — насторожился Харламов.

Нам неловко, но мы снова садимся и рассказываем, при чем тут Бутырин.

Он слушал, устало привалившись к столу, непрестанно курил. Когда мы замолчали, Харламов осторожно сдул пепел с настольного стекла и, против ожидания, совершенно спокойно произнес:

— Ну и что? — Затем неожиданно откинулся назад и, глядя куда-то в окно, медленно заговорил: — А вы что хотите? Чтобы везде мудрецы сидели, ясновидцы? Я бы тоже хотел. Да, как говорят, есть потребность, но нет возможности. Слышали такое?

— Слыхали… — кашлянув, подтвердил Димка.

— Вот и хорошо, что слыхали… Видите ли, ребята, — Харламов снова привалился к столу, — Бутырины, скорее, случайность, нежели закономерность. Но тем не менее она существует. Су-ще-ству-ет.

— Ну так, солнце не без пятен.

— Во, правильно, не без пятен. А если по сути. Общество наше могучее — это факт. — Харламов снова достает сигарету. — Но даже наше общество пока не столь совершенно, чтобы исключить такое явление, как дурак. Я подчеркиваю — пока. С каждым днем дураку будет все труднее. Общество становится умнее. А значит, дурак будет явным. Это одна сторона вопроса. Киньте-ка мне спички… Вы ведь все на заочном?

Харламов повернулся к Сергею.

— У вас лекции читают?

— А как же. — Сергей почему-то краснеет.

— Ну, я по части лекций слабоват. Да и времени у нас в обрез. Но тем не менее есть другая сторона вопроса. Бывает просто дурак или недалекий человек. А есть дурак активный… Он все время в движении. Общение с ним кратковременно, а значит, люди не могут сразу определить, кто перед ними. Не могут. А иллюзию кипучей деятельности он создавать умеет. Нет у нас еще такого дорожного знака: «Осторожно — дурак». Но будет. Я в этом уверен. Будет… Вы что намерены делать?

Все смотрят почему-то на меня. Харламов замечает это, смеется.

— Так все-таки?

— Мы сами толком не знаем.

— М-да… Незавидная программа. У начальника стройки были?

— Нет, не были.

Часы на стене пробили три раза.

— Да и зачем. Фролов самолично дал делу ход.

— Ну, положим, замять дело, где погиб один человек и покалечен второй, очевидно, невозможно, да и ненормально. Я полагаю, на этот счет у нас нет возражений.

— Видимо, нет.

— Почему, видимо?

— Собственно, мы не знаем, против чего можем иметь возражения. Если не вдаваться в суть, все вообще нормально. И суд, и приговор, который вынесут, и исключение из комсомола, и всевозможные поражения в правах… Есть преступник — значит, должно быть наказание. Опять же нормальное положение вещей.

— Да-а, — роняет Харламов в наступившую тишину, откидывается назад и начинает методично выстукивать тонкими пальцами о край стола… — Хотите начистоту…

Мы переглядываемся. Ребята неловко меняют позы:

— Хотим.

— Я не собираюсь хлопотать об отмене суда… Во-первых, это бесцельная трата времени. Во-вторых, факт суда сам по себе справедлив. Если бы жертвой несчастья стал ваш друг… Разве вы не требовали бы суда…

— Мы не против суда. Мы против наказания невиновного. А это не одно и то же. — Сашкины губы нервно дергаются. Он быстро отводит взгляд в сторону.

— Но ведь вы сами говорите: Климов признал свою вину.

— Признал.

— И у вас нет фактов доказать обратное.

— Пока нет.