Читаем Обжалованию не подлежит полностью

Обжалованию не подлежит

— Беспомощность — плохой аргумент.

— Есть предложение посетить кафе «Весна»…

— Идея не ахти, конечно, но другого выхода нет.

— По крайней мере, лучше, чем торчать на улице… К тому же дождь собирается.

Снимаем табличку «Стол не обслуживается». Официантка возражает. Это уже по части Димы. Дима многозначительно щурит глаза.

— Сестра, ты же нас любишь? — говорит Дима и кладет в мягкую ладонь рубль…

Для начала недурно, конфликт улажен.

— Кто хочет высказаться?

Высказаться хотят все.

Мы не должны просить — справедливая мысль… Мы должны настаивать.

— Откуда такая уверенность, что нас поймут?

— Простите, у вас тут свободно?

— Занято!

— Не так громко, ребята. Дима, дай ей еще полтинник и отставь эти стулья к другим столикам.

— Шумно здесь, — недовольно морщится Сашка.

— Что делать, издержки общественного питания. В следующий раз мы закажем отдельный кабинет.

— Кончайте трепаться… Поговорим о деле…

— Дело надо делать, а не говорить о нем.

— Зрелое замечание, Сережа. Может быть, ты скажешь как?

— Пора стать взрослыми людьми. Эмоции удел наивных. Нужны факты…

— Хм, факты… Где их взять.

— Мы знаем только то, что мы знаем.

Сашка трет ладонью подбородок.

— Правильно. А знаем мы ноль целых ноль десятых. Иначе говоря — ничего.

— А ты, Сережка, оптимист.

— Неправда. Мы знаем главное. Мы знаем Николая. На шестом участке есть некто, кому поручалось проверить подкрановые пути. Я уверен в этом. В конце концов проверять — дело крановщика.

— Согласен, но крановщик погиб. Его ни о чем не спросишь.

— Мы обязаны заронить сомнение, понимаешь — обязаны.

— Ты предлагаешь начать новое следствие. — Все та же ироническая улыбка.

— Сергей, ты мне не нравишься. Сашка говорит дело. Нам нужны друзья. Люди, которые нам поверят.

— Точнее, захотят поверить.

— Пусть так, Дима. Это тоже кое-что.

— Вот именно кое-что.

— Мы не добьемся оправдания. Так может случиться. Но это не значит, что мы проиграли. Пять лет — срок, и два года — тоже срок… Сделать все, что в наших силах, чтобы наказание было минимальным.

— А разве может быть иначе? — Сашка беспомощно оглядывается на Сергея, Димку… — Ты сам с-с-сказал, Сережа. Откуда такая уверенность, что нас поймут. Правильно, уверенности нет. Но откуда уверенность в непонимании. Ее же тоже нет…

— Я не знаю, чем все кончится, и не собираюсь противопоставлять факты эмоциям. Но я уверен в… одном. Сейчас нам нельзя сомневаться.

— Что верно, то верно.

— Бутырин — это начало. Он не один.

— Тем хуже.

— Согласен, Сережа. — Дима говорит обрывками фраз. — Мы должны помешать людям отвернуться…

— Не знаю, может быть… Только я слабо в это верю.

— Влиятельные люди везде есть.

— Наверно, есть.

— Вот и отлично. Будем искать влиятельных людей. Стаканы с пивом простуженно звенят.

* * *

29 мая

— По какому вопросу? — спросила она и встала.

— По важному, — ответили мы и сели.

— Вас вызывали? — еще раз спросила она.

— Нет, мы пришли сами, — еще раз ответили мы.

— Тогда подождите.

Массивная дверь легко поддалась и поглотила секретаршу.

Он был, скорее, моложав, чем молод, выдавали морщины. Стоило Харламову задуматься, в межбровье обозначались три вертикальные складки, мягкие разводы кожи под глазами дрябли, и сразу лицо становилось лицом немолодого человека.

— Курите, — сказал секретарь обкома и толкнул к нам пепельницу. — Мне кое-что известно. Этого достаточно, чтобы высказать сожаление, но слишком мало, чтобы помочь. Я вас слушаю.

Мы не очень последовательны в своем рассказе, часто перебиваем друг друга, вспоминаем подробности. Наконец наступает момент, когда я говорю…

— Вот и все…

В кабинете тихо. Харламов сидит вполоборота к окну. В течение всего рассказа он ни разу не перебил нас, не уточнял деталей. Он просто слушал.

— Ну что ж, — замечает Харламов. — Давайте советоваться, как помочь вашему другу.

Что советовать — мы не знали и поэтому устало пожимаем плечами.

— Помочь надо, обязательно надо, — говорю я.

— Но мы не знаем как, — ставит точку Сергей.

Харламов подхватывает телефонную трубку. Затяжной гудок повторяется несколько раз. Наконец трубка издает икающий звук, и четкий голос отвечает:

— Приемная генерального прокурора.

— Федор Савельич на месте?

Трубка многозначительно помолчала.

— Кто его спрашивает?