Так в трудах и радостных открытиях прошли еще два дня. А вечером явились наши гости. Мы сели за праздничный стол и, как водится, выбрали тамаду. Выбор пал на моего шефа. Если судить по его важной, внушительной внешности, можно подумать, что в нем слились воедино по крайней мере три великих человека. Он и вправду был изумительным администратором, совсем недурно знавшим физику, и к тому же признанным оратором на всех институтских совещаниях.
— Товарищи, — солидным голосом начал он, поднимаясь со стула, — все мы собрались здесь на новоселье у человека, только что закончившего диссертацию, которой бы позавидовал любой (моя жена сидела смущенная и счастливая). И я горжусь тем, что был его, так сказать, наставником на поприще науки (тучный поклон и неуклюжий реверанс в мою сторону). Так выпьем за то, чтобы этот новый дом стал счастливым домом и родил нам большого ученого и чтобы вот за этим письменным столом возникла не одна сногсшибательная догадка и замечательная теория.
Все захлопали и радостно выпили.
Потом было еще много разных тостов, гости уплетали за обе щеки и весело шутили, а я сидел слегка раздосадованный: я как раз дошел до важного пункта в нашей теории, и у меня уже возникали кое-какие мысли насчет его выполнения, но еще смутные, так что пришлось бы изрядно повозиться, прежде чем все закончить, а тут, как назло, нагрянули гости.
Я, правда, сказал столу:
— Вот вам бумага, порешайте еще немного, — и положил в ящик толстую пачку чистых листов. И теперь мне не терпелось узнать, пошел ли стол по тому пути, что казался верным мне, или нет. Просто подойти к столу и начать листать рукопись, никому ничего не объясняя, я не мог: чего доброго, гости обидятся и подумают, что мне до них нет никакого дела. Но в конце концов я нашел выход из положения. Я отозвал в сторонку шефа и в двух словах обрисовал ему суть новой работы. Как я и ожидал, шеф заинтересовался.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, весь просияв, — покажите.
Мы подошли к письменному столу.
— Прекрасный стол, — сказал шеф, похлопывая по нему ладонью. — Удобный стол. Хорошо за ним думается, наверное, а?
— Изумительно, — подтвердил я и вытащил из ящика свежеисписанные листы. Одного беглого просмотра оказалось достаточно, чтобы убедиться: мои догадки были верны, стол пошел тем же путем.
— Вот взгляните. — Я протянул шефу рукопись.
Несколько мгновений шеф в замешательстве глядел на листы, которые только что заполнил стол.
— Простите, — сказал он наконец, — но я не понимаю, где же ваша работа? Я вижу только чистую бумагу.
Теперь настала моя очередь изумиться.
— Как чистую? — ахнул я. — А вот, вот — неужели вы не видите всех этих уравнений?
— Мой милый, здесь ничего нет... Может быть, все это есть тут, — он похлопал меня по лбу, — но на бумаге пусто.
— Но, позвольте... Я же ясно вижу все решение...
— Ну, не знаю, не знаю, — пожал плечами шеф.
Остаток вечера был для меня испорчен окончательно.
Когда гости ушли, я схватил листы и снова просмотрел их — решение было налицо.
— Послушайте, уважаемый стол, — начал тогда я тихо, — это называется, вы решили то, что я вас просил?
— Решил, — с достоинством ответил стол.
— Отчего же мой шеф ничего не увидел?
— А вы видите?
— Я-то вижу...
— Отпечатайте на машинке эти листы, и все тоже увидят.
— Значит...
— Понимайте, как хотите. Я вам только помогаю.
И тут я понял все. Стол был просто столом. Но он был таким удобным, и мне было так приятно работать за ним, что все оригинальное, прежде скрывавшееся во мне, мгновенно вырывалось наружу. Он мне действительно помогал, помогал атмосферой, которую вокруг меня создавал, и я...
У меня еще много работы. И сейчас мне предстоит разрешить чертовски трудный вопрос в новой теории. Перед сном я пойду к столу и скажу:
— Вот вам бумага, порешайте еще немного.
А утром я выну из ящика эти листы и перепечатаю их на машинке. Тогда их увидят все, не только я один. И под новой работой, когда она будет закончена, я поставлю свое имя.