Обыкновенные девчонки (сборник)

– И сразу восемь тысяч человек как один бросили работу. Ну, Морозов, конечно, вызвал полицию, солдат. Но рабочие и тут не сдались. У солдат и у полиции было все – и ружья, и штыки, и сабли, а у рабочих что? Почти ничего. Они дрались чем попало. Доски из забора выворачивали, камни из мостовой. И вот в одной стачке Анисимыча ранили. А он хоть и маленького был роста, но зато сильный, как великан. Ухватился он руками за штык, да как крикнет солдату: «Ты что, своих колоть?!» Солдат так и отступил. Но, конечно, им, рабочим то есть, было трудно выдержать. Царское правительство на этот раз победило. Анисимыча арестовали, сослали на север, в Архангельскую губернию. А все-таки царь и его министры не на шутку испугались, что рабочие подымаются на борьбу, и немножко им уступили. Но только совсем немножко. Ну, стали меньше штрафовать и платить чуточку побольше. А рабочие поняли, что если они будут бороться не в одиночку, а все вместе, то многого могут добиться…

Катя рассказывала бы еще и еще, но Анна Сергеевна остановила ее:

– Садись, Снегирева. Отлично. Видно, тебе было полезно, что ты побывала в Орехове-Зуеве?

– Очень! – ответила Катя. – Я теперь так ясно себе все представляю.

– И я!.. И я!.. – донеслись голоса Катиных подруг, ездивших вместе с ней.

– Вот и хорошо!

Анна Сергеевна подошла к своему столу и, обмакнув перо, вывела в Катином дневнике такую большую пятерку, что Катя увидела ее еще издали. Взяв дневник с этой новой пятеркой, она быстро прошла к своему месту и, не глядя в Наташину сторону, поскорей сунула его в самую глубь парты.

А в это время Анна Сергеевна, неторопливо похаживая по классу, принялась рассказывать новое. Она говорила о том, как совсем еще молодой Владимир Ильич Ленин собирал вокруг себя самых стойких и верных людей, как в Петербурге, на окраине, за Невской заставой, устраивались тайные сходки, как под руководством Ленина рос и развивался «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

Анна Сергеевна говорила спокойно и негромко, но каждое ее слово было слышно даже в конце класса, потому что девочки сидели тихо-тихо. Только раз кто-то нечаянно стукнул крышкой парты. Как нарочно, этот стук раздался в ту минуту, когда Анна Сергеевна сказала: «Они сидели, прислушиваясь к каждому стуку. Ведь это могли быть жандармы с обыском». Тут в классе кто-то тихонько вскрикнул: «Ох!» – а Катя даже вздрогнула…

Из-за чего обиделась Наташа?

Урок кончился. Анна Сергеевна поручила Вале Ёлкиной отнести литографию в учительскую, а сама, как всегда торопливо, простилась с классом. Ей ведь еще нужно было поспеть на урок в мужскую школу.

– Не беспокойтесь, Анна Сергеевна, – сказала, пожимая ей руку, Надежда Ивановна, – я сегодня сама провожу девочек.

Все стали собирать книжки, переспрашивать друг у друга, что задано на завтра.

Ира Ладыгина помогла Вале Ёлкиной снять со штатива литографию.

– Давай-ка сюда эту помощницу, – сказала бойко Ира. – Только, по-моему, без нее урок отвечать куда легче. Жарь по учебнику – и все. Ой, девочки! – вдруг крикнула она, сделав круглые глаза. – А что, если Анна Сергеевна завтра принесет сюда все картины из Третьяковки? Вот вам, скажет, еще помощницы! Посмотрите и расскажите: ты, Клава Киселева, про богатырей, а ты, Тоня Зайцева, про Грозного Ивана, про Разина Степана и про всю историю…

Девочки засмеялись. А Надежда Ивановна, сдерживая улыбку, погрозила Ире пальцем.

– А вот какую бы картину, – спросила она, – показать Ире Ладыгиной, чтобы она научилась больше думать и меньше болтать?

– Я в одном журнале видела такую картину, – сказала Катя, – называется «Лесная тишина».

– Нет, а вот я другую видела, еще больше подходит, – сказала Настя Егорова, – называется «Мельница над рекой».

Все засмеялись еще громче, даже сама Ира. Одна только Наташа молча, ни на кого не глядя, укладывала в сумку книги.

– Наташа, – сказала Катя, – ты не огорчайся. Анна Сергеевна тебя, наверно, скоро опять спросит. Ведь до конца четверти еще очень далеко.

– Я не огорчаюсь, – коротко и сухо ответила Наташа.

Катя внимательно на нее посмотрела:

– Значит, сердишься?

– Нет, за что же?

В первый раз за полгода Наташа разговаривала с Катей так неохотно, не отвечая на взгляд подруги ни взглядом, ни улыбкой. Это было так не похоже на кроткую Наташу, которая умела дружить ровно и спокойно, безо всяких обид и объяснений.

Вот если бы Аня обиделась ни с того ни с сего, это было бы другое дело. Катя бы нисколько не удивилась. А тут ей стало как-то не по себе. Она небрежно сунула в сумку книги, защелкнула замок и уже хотела было уйти, но что-то удержало ее. Она остановилась перед Наташей и сказала, глядя ей прямо в глаза:

– Послушай, Наташа, почему ты обиделась? Ведь я же не виновата, что мне поставили пятерку!

Наташа густо покраснела:

– А разве я говорю, что ты виновата? Что же ты думаешь, я тебе завидую? Как тебе не стыдно так думать, Катя!

– А за что же ты сердишься?

У Наташи от обиды даже выступили на глаза слезы.