Он серьезно задумался.
– Сейчас-сейчас. Наверное, больше всего мне нужно несколько хороших сигар. Я обычно курю «Эль Синьо».
– Сигары, – с благоговением повторила бабушка. – Это правильно. Твой дедушка говорил, что сигареты – для женщин и детей. Какие, говоришь, сигары ты куришь?
– «Эль Синьо».
– Странное название. Я не знаю, как оно пишется, – призналась бабушка. – Что это значит по-английски?
– Знак, – ответил он, не глядя на жену.
– Знак, – проговорила бабушка, записывая. – Видите ли, – объяснила она, – мужчину всегда можно спросить, что значит название на коробке сигар.
– Теперь я? – спросила Эллен.
– Теперь ты, внучка.
– Кукольный дом с настоящим стеклом в окнах, – выпалила Эллен, – и куклу-невесту, живого котенка, и…
– Только не живого котенка, – поспешно вмешалась мать.
– Тогда игрушечного котенка? – широко раскрыв глаза, попросила Эллен. – Голубого котенка?
– Великолепно, – кивнула бабушка и записала: – Голубого кота.
– Роберт, твоя очередь, – объявила она.
– Роликовые коньки, – сообщил Роберт. – И рацию.
– Что? – переспросила бабушка.
– Переносную рацию. Это что-то вроде телефона.
Бабушка посмотрела на своего зятя, который улыбался и пожимал плечами.
– Телефон. – Записала бабушка. Она откинулась на спинку стула и, отведя подальше листок со списком, прочла: – Гвоздика. Знак. Голубой кот. Телефон. – Улыбнувшись, она добавила: – А теперь – мне. Я хочу кольцо.
– Кольцо? – спросила ее дочь. – У же тебя есть кольца. У тебя есть кольцо с бриллиантом, и маленькое, с камеей, и папино серебряное кольцо с печатью, и…
– Все не то, – энергично покачивая головой, заявила бабушка. – Я видела в магазине маленькое кольцо. Оно стоило двадцать девять центов, посеребренное, с двумя соединенными сердечками. Мне понравилось это кольцо.
Ее дочь и зять переглянулись.
– Если ты подождешь до дня рождения, – начала дочь, – возможно, у тебя будет такое же кольцо из настоящего серебра; если оно тебе так нравится, мы закажем такое же у ювелира.
– Я хочу именно то кольцо, которое видела в магазине, – настойчиво сказала бабушка.
Она поднялась, взяла список и аккуратно положила его в карман.
– А теперь я пойду за покупками.
Когда бабушка ушла в свою комнату за пальто и шляпой, ее дочь с тревогой обратилась к мужу:
– Как ты думаешь, все в порядке? Я могу настоять на том, чтобы поехать с ней.
– Она так радуется, что испортить ей настроение будет просто стыдно, – ответил муж. – И, разумеется, с ней все будет в порядке.
– Если ей понадобится помощь, ее не бросят в беде, – согласилась дочь. – Все всегда готовы помогать пожилым женщинам.
Облачившись в аккуратное черное пальто и маленькую щегольскую шляпку с фиалками, бабушка вышла из дома ровно в десять утра, спустя час после того, как ее зять отправился в контору, и час и десять минут после того, как ее внуки шумно влезли в школьный автобус. Дочь помахала ей на прощанье с порога, глядя, как бабушка идет по улице. Бабушка Уильямс решила отправиться в город на автобусе, а не на такси, и дочь смотрела ей вслед, пока та не дошла до перекрестка, не остановила автобус, уверенно взмахнув зонтиком, и не поднялась по ступенькам в салон с помощью водителя и двух пассажиров. «Люди о ней позаботятся, – подумала дочь, – и, восхищенно улыбаясь, вернулась в дом, чтобы домыть оставшуюся после завтрака посуду. – Попозже переоденусь и тоже поеду в город, – подумала она, – отыщу ее там и привезу домой».
Бабушка Уильямс гордо сидела в автобусе, прекрасно понимая, какое внимание привлекает. Ее зять обналичил чек, и у бабушки в сумочке лежали тринадцать долларов и семьдесят четыре цента. Бабушка Уильямс думала, что список подарков надежно спрятан в кармане, однако листок бумаги выпал и остался на сиденье автобуса, когда она вышла на остановке в центре города, воспользовавшись помощью водителя, доброго пассажира и двух школьниц.
Не всякому выпадали такие приятные два дня, как бабушке Уильямс. Например, мисс Эдит Уэбстер потратила сорок восемь часов (а это были первые два дня ее отпуска!) на неприятный и бесполезный спор. Эдит любила свою мать почти так же сильно, как дочь бабушки Уильямс – свою, вот только мать Эдит была, возможно, лишь толику более эгоистична, чем бабушка, которая, на что Эдит не преминула бы указать, будь она с ней знакома, хотя бы разрешила своей дочери выйти замуж. Мать Эдит же весьма резко высказывала свою точку зрения на сей счет.
– Если ты выйдешь замуж за этого Джерри, – заявила она Эдит, как заявляла не раз и не два за последние три года, – ты бросишь свою несчастную мать на произвол судьбы, и, хоть я и уверена, что тебе нет до меня никакого дела, теперь-то я точно знаю, что тебе нет до меня никакого дела, тебе безразлично, что станет с твоей бедной несчастной матерью, и это навсегда останется на твоей совести, по крайней мере, я надеюсь, ты не забудешь, что оставила мать умирать от голода.