– Может, и девушка, но клясться в том не стану, – бессвязно лепетала женщина. – То есть в те ночи, когда Джим играет, я ложусь спать, а в ту ночь я не спала из-за жареных моллюсков на ужин, и я люблю моллюсков, но они не…
– Во что она была одета? – спросил шеф Хукк.
Женщина задумалась.
– Ну, – протянула она в конце концов, – помнится, я решила, что она из лагеря, потому что на ней были брюки. Хотя, может, то был мужчина, не знаю, или мальчик. Только мне почему-то показалось, что там шла девочка.
– Она была в пальто? В куртке? На голове кепка?
– В куртке, наверное, – кивнула женщина, – в такой короткой, до пояса. Она шла по дороге к перевалу Джонса.
Перевал Джонса вел к Черной горе. Четкую фотографию пропавшей обнаружить не удалось; фотография на анкете была серой и расплывчатой, девочка на ней походила на сотню других девушек в лагере; однако по фотографии хотя бы можно было предположить, что у Марты темные волосы. Нашелся мужчина, подвезший девушку, которая добиралась автостопом на перевал Джонса; у нее были темные волосы, она была одета в синие джинсы и короткую кожаную куртку.
– Мне она не показалась девушкой из лагеря, – добавил он, – так, как говорила она, а девушки из лагеря «Филипс» не разговаривают, – сказал он и многозначительно посмотрел на шефа Хукка: – Билл, помнишь ту самую младшую девчонку у Бена Харра?
Шеф Хукк вздохнул.
– Ты видел еще кого-нибудь на той дороге?
Мужчина уверенно покачал головой.
Одна из младших вожатых в лагере, которую все звали Пятачок, в тот понедельник возвращалась из города поздно, в темноте, и ей показалось, что на дороге возле перевала Джонса кто-то спрятался за дерево, чтобы не попасть в свет фар. Она не рассмотрела, была ли то девочка или вообще человек, но шеф Хукк долго ее расспрашивал, выпытывая подробности.
– Скажи, ты сможешь посмотреть в глаза родителям этой девочки и сказать им, что даже не попыталась ее спасти? – требовал он ответа от Пятачка. – Не спасла невинную душу?
Уилл Скарлетт закрылась в лазарете и отказалась выпускать из рук фенобарбитал; по лагерю было объявлено, что медсестру беспокоить нельзя. Агент по рекламе лагеря отвечала на все звонки и руководила общим поиском. Репортеры окружных газет ожидали сенсации, однако эксклюзивную информацию получил семнадцатилетний сын владельца местной газеты; молодому человеку пришло в голову отправить к Черной горе поисковый вертолет, и лагерь потратил огромные средства на выполнение этого плана. Шестидневные поиски с вертолета ничего не дали, а сын владельца газеты впоследствии сообщил отцу, что предпочитает купить самолет, нежели унаследовать газету, которую в конце концов передали дальнему родственнику. Говорили, что девочку видели в городе за семьдесят пять миль от лагеря, мертвецки пьяную и пытавшуюся устроиться на работу в обувной магазин, однако хозяин обувного магазина не смог опознать ее фотографию, и позже установили, что девочка, о которой шла речь, на самом деле – дочь мэра этого города. Вдовствующая мать пропавшей девочки была подавлена горем и находилась под присмотром врача, поэтому в лагерь приехал дядя пропавшей и взял на себя личную ответственность за поиски. Девочки из лагеря вместе с учительницей по природоведению и местными охотниками прошлись по склону Черной горы в поисках сломанных или примятых ветвей и других знаков, но безуспешно, хотя им и помогали вызванные из города лучшие скауты из мужских и женских отрядов. Ходили слухи, что Старая Джейн, неутомимо бродившая по горе в кожаных штанах и полосатой бандане, несмотря на свою особую восприимчивость к холоду, упала мертвецки пьяной на глазах шефа полиции, и ее доставили домой на носилках, поспешно связанных из подручных материалов, из-за чего многие поверили, будто бы тело девочки было найдено.
В городе считали, что девочку убили и «сами понимаете что», а тело зарыли в неглубокой могиле к востоку от перевала Джонса, где лес на много миль вдоль берега Мутной реки на редкость густой и едва проходимый; те, кто охотились на перевале и знали о Черной горе не понаслышке, утверждали, что отыскать там тело едва ли возможно; сойдешь с тропы шагов на десять – и заблудишься, увязнешь в грязи по колено; в городе тайком сплетничали, что в темноте за девочкой следила воспитательница из лагеря, самая тихоня, пока та не пропала за деревьями, и ее крики о помощи не долетели ни до кого из подруг. По рассказам стариков, горожане помнили, как избавлялись в густом лесу от неугодных, хотя сами ни о ком из таких пропавших не слышали.