Обсидиановый храм (ЛП)

— Это был самый кульминационный момент фарса! Ты был прав: твой модифицированный эликсир действительно восстановил мое здоровье и бодрость. Это восстановление принесло... самый опьяняющий опыт. Итак, теперь ты можешь добавить свои воспоминания об этой ночи в свой дворец памяти о боли. Помнишь, как ты однажды описал нашу первую ночь вместе? «Животная похоть». Это мой подарок тебе: эта похоть взамен той. И все же я уже тогда знала, что каждое мимолетное удовольствие, которое я тебе дам, будет причинять боль в тысячу раз сильнее — каждый день, каждую ночь, всю твою оставшуюся жизнь.

— Это невозможно! То, что ты говорила, эмоции на твоем лице, твоя страсть, твои улыбки... Это все не было обманом, Констанс! Я бы это почувствовал.

Повисла небольшая пауза, прежде чем Констанс заговорила снова.

— Должна признаться, что когда я увидела Халсион, увидела твою обсидиановую комнату, моя решительность немного пошатнулась. Фактически, видеть эту комнату стало для меня самым большим испытанием. По иронии судьбы, я знала, что именно в этом месте я должна была свершить свою месть. И все время я напоминала себе, насколько более сильное удовольствие мне принесут твои страдания, чем все вместе взятые предлагаемые тобой искушения Халсиона.

Каждое слово Констанс, произнесенное, ее элегантным, но будничным старомодным голосом, было кислотой для его ушей. Он едва осознавал, что говорит.

— Я этому не верю. Это какая-то извращенная шутка. Никто не мог обмануть меня, таким...

— Ты сам обманул себя. Но я уже устала от этого разговора. Теперь ты знаешь правду. И я хочу проститься с этим твоим островом, оставить позади все твои прекрасные воспоминания, надежды и мечты... разорвав их в клочья.

— Но тебе ведь еще понадобится эликсир...

— Я буду рада присоединиться к остальному человечеству на пути к смерти. Нет, Диоген, это тебе нужен эликсир. Продли свою жизнь, чтобы ты мог жить в вечных страданиях! — и в конце ее голос перешел в смех: низкий, ликующий и безжалостный.

Услышав его, Диоген почувствовал, что его колени подгибаются. Он рухнул на пол. Казалось, что некие холодные, острые лучи света буквально пронизали его насквозь. И вместе с этим светом пришло мрачное осознание — самое мрачное в его жизни: это все не жестокая шутка. Ее уничтожение его, как личности, вместе с его мечтами и фантазиями было шедевром мести, безжалостности и внушало страх своей всеобъемлющей полнотой. Теперь Халсион будет казаться еще более пустынным, после того, как он испытал подобное единение с ней. Констанс это знала. Она изначально планировала оставить его здесь — в месте, пребывание в котором она сделала невыносимым. Она планировала сделать Халсион его личным адом, а его — единственным грешником, мучимым в этом аду.

Глаза Диогена были опущены, пелена затмила его взор.

— И я ничего не могу сказать… я ничего не могу сделать, чтобы убедить тебя в том, что...

— Нет! — отрезала она. — И, пожалуйста, не унижайся, пытаясь меня умолять, это неприлично.

Диоген ничего не сказал. Пелена, окутавшая его взор, стала плотнее.

— Честно говоря, теперь, когда ты упомянул об этом, мне любопытно только одно. Та дверь на другом конце острова — единственная закрытая на ключ. Что находится за ней? Я прекрасно знаю, что ты там что-то скрываешь. Мне хотелось бы увидеть все, прежде чем уйти. Возможность узнать то, что меня заинтриговало, терзает меня, как запретный плод. Прошлой ночью я видела у тебя на шее ключ. Без сомнения, он подходит именно к тому замку. Дай мне его, пожалуйста.

«Прошлой ночью». Пока она говорила, из ниоткуда в своей голове он услышал отголосок сознания: «Пусть она попытается это отрицать — но мы были единым целым».

Его пелена внезапно спала. Диоген поднял взгляд, чтобы увидеть, как она стоит над ним, протягивая руку.

В нем произошла перемена.

«Что находится за ней? Я прекрасно знаю, что ты там что-то скрываешь».

Не вся надежда еще потеряна. Он понял, что ему только что дали шанс — последний шанс...

Он вскочил на ноги, изо всех сил стараясь сохранить присутствие духа.

— Нет! — воскликнул он, и его голос прозвучал хрипло даже для его собственных ушей. — Нет. Я сам все покажу тебе. Я стану твоим проводником и открою тебе... ту часть моей души, которую никто никогда раньше не видел.

Констанс отдернула свою руку. В ее глазах мелькнуло что-то необъяснимое.

— Так и быть, — согласилась она.

Момент затишья прошел. И Диоген, немного пошатываясь, вышел из тайной комнаты, прошел через библиотеку и направился к входной двери. Констанс следовала за ним на расстоянии в пару шагов.

Спустя несколько мгновений некая темная фигура отделилась от глубоких теней библиотеки, где она пряталась и слушала, стараясь не высовываться, и последовала за ними, как только они зашагали по песчаной тропе, уходящей в мангровые заросли.

62