Обсидиановый храм (ЛП)

— Когда был сделан этот спутниковый снимок? — спросил Пендергаст.

Эрнандес заглянул в экран.

— Восемнадцать месяцев назад.

— Катер. Увеличьте катер.

Изображение увеличивалось до тех пор, пока катер не заполнил собой весь экран. Это оказался винтажный «Крис Крафт».

— Это то самое место, — Пендергаст повернулся к Лонгстриту, и его глаза засияли лихорадочным огнем триумфа. — Вот где мы их найдем.

Лонгстрит обернулся и внимательно посмотрел на своего друга. Его голова шла кругом от скорости, с которой Пендергаст раскрыл дело.

— Говард, нам нужно действовать быстро и жестко, — сказал Пендергаст. — И отправиться туда мы должны сегодня же вечером.

61

— Что с тобой? — снова спросил Диоген.

— Не мог бы ты подготовить катер? — попросила Констанс.

Разум Диогена словно помутился: он с трудом мог осмыслить ее слова. Последние несколько минут были слишком странными — поведение Констанс стало настолько непредсказуемым, что он едва мог выдавить из себя слова.

— Катер? Но зачем?

— После этого, если ты будешь так любезен, помоги отнести на него мои вещи, — внутреннее противоречие и некая неуверенность, которые он ранее наблюдал на ее лице, теперь исчезли. — Я уже упаковала большую их часть этим утром, когда сказала, что иду отдыхать.

Совершенно растерявшись, он провел рукой по лбу.

— Констанс...

— Я ухожу. Моя задача выполнена.

— Я не понимаю. Твоя задача?

Теперь в ее голосе сквозил явный холод:

— Моя месть.

Диоген раскрыл рот, но не издал ни звука.

— Это именно тот момент, которого я так долго ждала, — возвестила Констанс. — Хотя злорадствовать или издеваться обыкновенно не в моем характере, быть безжалостной — вполне в моем. И, так как я хочу, чтобы ты все понял, я все же объясню тебе все. Максимально лаконично, — она вздохнула. — Итак, все это было фарсом.

— Фарсом, — повторил Диоген. — Что именно?

— Наша «любовь».

И только сейчас он заметил, что в своей руке она держит винтажный итальянский стилет, который он не видел со времен особняка на Риверсайд.

— Но для меня это не фарс — я люблю тебя!

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Как трогательно! И эти твои ухаживания, если уж говорить честно, были красиво спланированы и изящно исполнены. Это было все, о чем женщина может только мечтать, — она прервалась на пару секунд. — Жаль, конечно, что они не возымели желаемого эффекта.

Диоген не мог в это поверить. Это был кошмар! Этого не могло быть на самом деле! Она просто не могла действительно иметь все это в виду! Возможно, эликсир снова оказался бракованным, и из-за него-то она была не в себе? Впервые в жизни чувства взяли верх над Диогеном Пендергастом, низвергнув его в пучину пугающей неизвестности.

— Ради всего святого, что ты говоришь?

— Неужели мне придется объяснять? Хорошо, будь по-твоему. Я хочу сказать, что не люблю тебя. И никогда не любила. Напротив: я ненавижу тебя всеми фибрами своей души. Я питаюсь ненавистью к тебе утром, днем ​​и ночью. Я сильно дорожу своей ненавистью — теперь это часть меня, неотделимая и бесценная.

— Нет, пожалуйста...

— Когда я впервые там, в подвале, узнала, что ты выжил, я почувствовала одну лишь ярость. Но после ты начал говорить, и речь твоя струилась, как мед! Ты помнишь, что, как только ты закончил, я сказала, что мне нужно время обдумать твое предложение? Я находилась в замешательстве и меня мучили сомнения. А еще я сердилась — но, как ни странно, не на тебя, а на Алоизия: за его исчезновение… и за то, что он утонул. Вдобавок перспектива потерять рассудок, безусловно, ужасала меня. Все это на время выбило меня из колеи, но к концу той ночи я обрела мир с самой собой и вновь испытала счастье, потому что поняла, что мне представилась уникальная возможность: шанс снова убить тебя. Твоя несостоявшаяся смерть в вулкане была бы слишком быстрой. На этот раз я решила сделать все правильно.

— Ты... — Диоген шагнул к ней, но остановился. Никогда в своей жизни — даже в глубоком юношеском отчаянии после События, или после того, как ему не удалось украсть алмаз, известный как Сердце Люцифера, или даже во время его длительного выздоровления у подножия Стромболи — он не чувствовал себя настолько опустошенным. — Но ведь ты приняла эликсир...

— Эликсир стал всего лишь неожиданным и приятным дополнением. Так сказать, счастливым случаем: он не только вылечил меня, но и помог убедить тебя в моей искренности. Так же помогло убедить тебя и то, что я оглушила лейтенанта д'Агосту… хотя в том случае я, скорее, спасла ему жизнь, так как ты почти наверняка убил бы его, если б я не вмешалась.

Диоген пошатнулся.

— А как насчет нашей совместной ночи? Наверняка это был не фарс!