Обсидиановая комната

Три дня молчания. Находясь в Катлере, Смит, конечно, не мог общаться с ними. Но Филипов тщательно проинструктировал его, как вести себя в разных обстоятельствах, которые могут возникнуть во время общения с ФБР. Он должен придерживаться основной линии: если через неделю Арсено не даст о себе знать, агент ФБР умрет. Все просто.

Филипову было известно, что в подобных переговорах власти обычно пытаются вовлечь другую сторону в разговор, спрашивают о мелочах, постепенно накапливают требования и просьбы, тянут резину и начинают манипулировать теми, кто захватил заложника. Он не должен попасться в эту ловушку. Одна неделя. Если за это время Арсено не свяжется с ними по скайпу, стоя перед статуей Симона Боливара на площади Боливара в Каракасе, столице Венесуэлы (этот вид невозможно подделать), то они вывезут этого сукина сына федерала в море, выбросят его за борт и покинут страну. Разумеется, даже если Арсено свяжется с ними, они все равно выкинут федерала за борт.

Филипов знал, что блефовать с ФБР опасно. Он должен быть решительным с самого начала, неукоснительно следовать своему плану и, невзирая ни на что, делать то, что сказал. Переговорщики из ФБР знатоки своего дела и блеф раскусят сразу. Если он проявит малейшую слабость, самую крохотную неуверенность, хоть как-то откликнется на их требования – все, он провалил задание.

На этот счет Смит тоже был тщательно проинструктирован. Он получил четкий приказ. Филипов был в нем уверен. Возможно, то, что Смит не сумеет связываться с ними во время переговоров с ФБР, станет их преимуществом: у него не будет выбора – только придерживаться указаний. А тем временем важно, чтобы в течение следующих семи дней Пендергаст оставался живым и здоровым – на тот случай, если ФБР потребует подтверждения его состояния, перед тем как отпустить Арсено.

Пока Филипов стоял в лучах утреннего солнца, слушая вздохи ветра в еловых ветвях, смешанные с шумом прибоя в скалах, он принял решение, что нет никаких причин сообщать человеку в трюме о том, что они задумали и что происходит. В любом случае через неделю этот человек будет мертв.

Одно только раздражало Филипова. Два человека из команды, Дехесус и Миллер, питали особую ненависть к ФБР – у них были старые счеты с Бюро. Ни один из них по-настоящему не соглашался с планом. Во время собрания оба требовали немедленно выкинуть агента за борт. Они голосовали против плана обмена и остались недовольны принятым решением. В ту ночь Филипов нашел их обоих в трюме: они нажрались и с идиотским смехом мочились на Пендергаста, перед этим сильно его избив. Филипов был очень недоволен, но наказать их никак не мог, разве что запереть алкоголь. Собственно говоря, он не мог не признать, что в глубине души радуется, видя, как с этого самоуверенного ублюдка сбивают спесь. А сбили основательно: когда они уходили, он лежал без сознания. Капитану приходилось поддерживать мир на корабле, сплачивать всех еще семь дней.

Нарушение дисциплины встревожило Филипова. Но кое-что встревожило его еще сильнее – выражение глаз агента ФБР, когда два этих пьяных идиота с проклятиями и смехом опустошали на него свои мочевые пузыри, перед тем как Дехесус уложил его швартовым гаком. То, что Филипов увидел в этих глазах, чертовски его напугало.

20

Глава отделения ФБР Руди Спанн провел рукой по коротко стриженным волосам и уставился на пакет с уликами, в котором рядом с письмом и конвертом поблескивали золотой перстень и странный, частично расплавленный медальон. Им владели смешанные чувства в связи с этим делом, которое неожиданно и с таким шумом прибыло на порог нью-йоркского офиса ФБР. Похищен агент. И не просто какой-то агент, а А. К. Л. Пендергаст. Спанн, совсем недавно возглавивший нью-йоркский офис, был лишь шапочно знаком с Пендергастом. Но слухи до него, конечно, доходили. У Пендергаста был особый статус свободного агента, он сам находил и выбирал себе дела. Судя по всему, он был очень богат, так как получал годовое вознаграждение в размере всего одного доллара, что было весьма далеко от жалованья, причитающегося ему по общему штатному расписанию. Поговаривали, что Пендергаст – вольнодумец, даже в каком-то смысле изгой, который нарушает правила, но имеет покровительство наверху. Если откровенно, то агенты помоложе его не любили; они возмущались его свободой, его богатством, его заносчивыми манерами. С другой стороны, ветераны офиса испытывали перед ним что-то вроде священного трепета: уважение, но не без настороженности. Однако любить его никто не любил; он не был общителен и не принадлежал к тем агентам, которые после работы заворачивают в бар выпить пивка с товарищами, а на уик-энды приходят пострелять в тире. По этим причинам Спанн напрямую почти с ним не контактировал, разве что предоставлял общую поддержку в рамках нью-йоркского отделения. Пендергаст редко появлялся на Федерал-плаза[19].