Они поместились в углу уютной комнаты и весело болтали, как встретившиеся после долгой разлуки старые знакомые. -- Ты молода и красива,-- говорил Бережецкий.-- Я это чувствую. Но я тебя не знаю. -- А ты любишь красивых женщин? -- Изредка... -- Как это вежливо... Ты не чувствуешь даже того, что я влюблена в Тебя. -- Сними маску -- тогда я и почувствую. -- Любопытство губит и мужчин так же, как женщин. Довольно с тебя и того, что ты знаешь... Да, я молода и красива. У меня много поклонников... -- Тебе кто-нибудь нравится? -- Один ты... -- Благодарю. Ты повторяешься... -- Любовь кричит, когда ее не хотят понять. Мужчины не понимают, как счастлива женщина, когда чувствует, что ее любят... Это своего рода опьянение счастливаго победителя. Ведь мы покупаем свое маленькое женское счастье слишком дорогою ценой... Вот сейчас мы сидим и болтаем разный маскарадный вздор, а когда я вернусь домой и останусь одна... -- Ты замужем? -- Сказать правду не решаюсь, а обманывать не умею. Я не девушка... Она придвинулась к нему совсем близко, взяла его за руку и наклонилась к плечу так, что он чувствовал ея дыхание. Эта близость молоденькой, красивой женщины начинала его волновать. Особенно его раздражал ея шопот, Ласковый и вызывающий, как мурлыканье разыгравшагося котенка. -- Милый... милый... -- Послушай, маска, я давеча охотно поверил тебе, что я умный человек, а сейчас ты, кажется, хочешь меня лишить этого маленькаго преимущества... -- Ш-ш-ш... Она одним движением отскочила от него, точно ее что обожгло. В дверях показался Матов, на руке у котораго Анненька висела, как детская кукла. Матов что-то говорил ей с своей ленивой небрежностью. Анненька увидала Веру Васильевну и потащила своего кавалера к ней, позабыв о том, что Матов и Бережецкий не кланяются. -- Я счастлива... о, как я счастлива!-- повторяла она, обнимая Веру Васильевну и стараясь изменить голос. -- Это кто с тобой?-- спрашивала Вера Васильевна, продолжая маленькую комедию. -- Ты не знаешь Матова? Ха-ха... Наш общий любимец публики... Посмотри, какое у него умное лицо! -- А я именно последняго и не заметила... Впрочем, я страдаю близорукостью. Враги смешно смотрели в разныя стороны. Бережецкий точно весь окостянел, что выходило уже совсем смешно. Анненька наклонилась к Вере Васильевне и шепнула: -- Я влю-бле-на... -- В кого? -- Это мой маленький секрет. Ах, как я счастлива!.. Мне кажется, что все, решительно все завидуют мне. Она взяла Матова под руку и потащила его в танцовальную залу. Он устал и, когда проходили мимо дверей в буфетную комнату, остановился и сделал напрасную попытку освободить свою руку. -- Нет, нет!-- протестовала Анненька.-- Я тебе не позволю пить... Тебе это вредно. Посмотри на себя в зеркало, какое у тебя лицо: нос красный, глаза воспаленные... Притом у меня деспотический характер. -- Очень жаль... -- Кого? -- Конечно, самого себя... Быть в рабстве у женщины -- самое позорное занятие. -- Мужчина создан быть рабом, особенно ты. У тебя рабство в крови... -- Послушай, маска, а если бы мы поужинали? -- Ты хитришь, мой милый... Это только предлог, чтобы напиться. Все равно, я маску не сниму... -- А если я хочу страдать, вспоминая наше знакомство? Маска решительно ничего не говорит сердцу... Вера Васильевна, болтая с Бережецким, почувствовала как-то вдруг страшную усталость. Этот замороженный кавалер надоел ей до тошноты. Она бросила его, даже не простившись. Как хорошо было бы поскорее уехать домой. Клубное помещение было не велико, и делалось душно. Вера Васильевна отправилась разыскивать Анненьку, храбро продиралась сквозь двигавшуюся одной живой стеной толпу. Анненьки нигде не было. В двери буфета Вера Васильевна видела только широкую спину Матова,-- он закусывал стоя. У Веры Васильевны начинала кружиться голова от жары и духоты. Анненьку она наконец нашла и не узнала в первое мгновение. Девушка забралась в самую дальнюю комнату я сидела неподвижно на диване совершенно одна. -- Анненька, я вас не узнаю!-- удивлялась Вера Васильевна, подсаживаясь к ней.-- Анненька -- и сидит вдруг одна!.. -- Что же тут удивительнаго?-- сухо ответила Анненька, отодвигаясь, когда Вера Васильевна села рядом с ней. Этот тон смутил Веру Васильевку. Ей так хотелось разсказать Анненьке содержание своего разговора с Бережецким. На что могла она разсердиться? -- Вас огорчил чем-нибудь Матов?-- спросила Вера Васильевна, подбирая слова. -- Нисколько... Он, слава Богу, умеет себя держать. -- Однако вы какая-то странная... Впрочем, я не имею права и не люблю вмешиваться в чужия дела. Анненька молчала. Вера Васильевна очень редко сердилась, но в данном случае не могла себя сдержать. Ей было обидно за собственное настроение, за желание быть откровенной, любящей и хорошей. Анненька решительно не желала ничего понимать. -- Неужели она меня ревнует к Матову?-- мелькнуло в голове Веры Васильевны. Наступила неловкая и тяжелая пауза. Вера Васильевна старалась подавить в себе тяжелое чувство незаслуженнаго ничем оскорбления. Она так хорошо и просто любила вот эту самую Анненьку... -- Анненька, я вас решительно не узнаю. -- Ах, оставьте меня, ради Бога! Из-под маски на Веру Васильевну посмотрели такие злые и нехорошие глаза. Вера Васильевна хотела уже подняться и уйти, как ей пришла одна мысль в голову, которая осветила все: в Анненьке просыпалась женщина... Вот эта странная девушка, которая сидела с ней рядом, изнемогала под наплывом перваго чувства. Анненька полюбила... Случилось именно то, чего она так страстно домогалась... Следующею мыслью Веры Васильевны было то, что Анненька влюбилась именно в Матова и на этом основании ревнует ее. Ей сделалось и обидно, и больно, и как-то страшно. Между двумя женщинами легла делая пропасть... Анненька продолжала молчать, стараясь не смотреть на Веру Васильевну. Ее душили безпричинныя слезы. Ей хотелось куда-то убежать, спрятаться, исчезнуть. Вера Васильевна поднялась и сделала движение уйти. Анненьке хотелось ее удержать, сказать что-то такое хорошее, приласкаться, но она сидела, как очарованная, и не могла шевельнуться. -- Анненька, прощайте!.. Анненька не шевелилась. Вера Васильевна молча пожала ей руку и быстро пошла к дверям. Издали доносились звуки бальной музыки; по диванчикам ютились счастливыя парочки; кто-то громко смеялся... Вере Васильевне вдруг сделалось страшно. Там, за этими стенами, холодная, зимняя ночь, темнота и холодное одиночество... Она быстрыми шагами вернулась к Анненьке, крепко ее обняла и прошептала: -- Мне хочется разсказать все, все... исповедаться... Вы правы, Анненька: я дурная и нехорошая женщина.