— Все же зелье не превратило тебя в полноценного дракона, — заметил Ирвинг, разгадав причину моих манипуляций. — И тем не менее сила Иных в твоей крови должна уничтожить опухоль. Поэтому я и попросил тебя выпить зелье, а не просто вдохнуть его пары — чтобы эффект был сильнее.
— А правда, что я ношу на спине целое состояние? — Припомнила я уже другие слова полненькой служанки из «Шипов».
— Целое состояние, — подтвердил Ирвинг, явно вспомнив о чем-то неприятном, ибо хмурая складка прорезала его лоб. — Поэтому нам надо скорее закончить начатое. Обезопасить всех Иных от человеческой алчности и жестокости.
Я поежилась, сообразив, что теперь в одной лодке с нелюдями, которых преследуют, убивают, запирают в домах терпимости. Теперь я одна из них! Тех, кому все время угрожает опасность.
Оказавшись по другую сторону баррикады, понимать мотивы Ирвинга стало намного проще — достаточно было представить себя на месте Дракона, которому отрезали крылья. Представить, как тебя лишают части тела, как продают эту ампутированную часть на черном рынке, как твои красивые золотисто-зеленые перышки расходятся на ингредиенты для зелий. Жутко. И это у меня еще нет детей, за которых мне было бы страшно.
Я перевела взгляд на Ирвинга и решительно кивнула, мол, давай, твори свое колдовство, сделай мир справедливым, останови бессмысленную жестокость.
И Древний поднял руки. С кончиков его пальцев начала стекать тьма. Тьма заклубилась в углах комнаты, а затем сворой черных хищников устремилась к котлу. Мрачные слуги Ирвинга, бесформенные, безлицые, не обладающие ни плотью, ни разумом, подхватили дым, поднимающийся от кипящего варева, и понесли его вверх по лестнице в сторону открытой двери. Понесли его дальше, за пределы дома, затерянного в лесу, за пределы острова в океане безвременья. В большой мир. Туда, где жизнь бьет ключом и ничего не подозревающие люди спешат по своим делам в суматохе будней. К мужчинам и женщинам, которые еще не знают, что скоро их тела изменятся. А вместе с телами изменится и сознание, и взгляд на существующий порядок вещей.
Сизый пар валил и валил из котла. Сила, дарованная Хедит, направляла его поток в открытую дверь, не давала дыму рассеяться и потерять свои волшебные свойства. Магический ветер должен был разнести частицы зелья по всему земному шару. Напитать ими воздух, обрушить на людей вместе с дождем.
Уже завтра в Имании, на всем белом свете, не останется ни одного обычного человека. У кого-то вырастут крылья. Кто-то проснется с рогами на голове. Прочие обнаружат в себе способность обращаться в животных.
Зелье, приготовленное Ирвингом, уровняет людей и Иных в правах, сотрет различия, которые позволяют делить живых существ на правильных и неправильных, достойных и недостойных. Больше не будет высшей расы с чистой кровью — грязнокровцами станут все. И начнется новая эра. Надеюсь, куда более светлая, чем нынешняя.
Когда все было кончено и котел опустел, я повернулась к Ирвингу. Он смотрел перед собой невидящим взглядом, словно представляя переполох, который вскоре поднимется на большой земле. Его лицо изменилось. С него пропала печать скорби и безысходности — теперь я это отчетливо видела. Груз, который веками давил на плечи эльфа, на плечи каждого представителя его расы, на всех Иных, исчез.
Глава 22
Где-то за океаном, окружающим остров, царила паника, вызванная неожиданными переменами, но здесь, в лесном домике, было тихо и спокойно. Прямо в эту самую секунду мир менялся, а мы, запертые в глуши, этого совершенно не ощущали. От Имании нас отделяли сотни километров водных просторов, а возможно, что-то и более существенное — искажение в пространстве и времени. Все-таки место, куда меня привез Ирвинг, было волшебным.
— Поужинаем? — спросил Древний, потушив горелку под котлом. Как ни в чем не бывало он принялся убирать со стола книги и возвращать банки с ингредиентами обратно на полки стеллажей.
— Уже вечер?
Я чувствовала себя странно из-за того, что мы не пытаемся обсуждать случившееся. А как же обменяться эмоциями и мыслями, выплеснуть свою радость, поделиться планами на будущее, в конце концов?
Ирвинг вел себя так, словно был обычный, рядовой день, завершить который он хотел спокойной семейной трапезой. Даже если счастье и переполняло его душу — а оно переполняло, я знаю! — показывать это Ирвинг не торопился.
Молча и сосредоточенно он убирал рабочее место, пока на столе не осталось ни одной лишней вещи. Затем повернулся ко мне, и я увидела, как блестят его глаза, как, расслабленный и довольный, он пытается сдержать улыбку.
— Я закончил. Пойдем?
Я кивнула, но вместо того, чтобы направиться к лестнице, подошла ближе к Ирвингу.
— Скажи, я все еще тебе нравлюсь? Эта чешуя на моем лице… Она не очень-то привлекательна.
Глупый, подростковый порыв, но мне надо было знать, и в ожидании вердикта я даже затаила дыхание.
Ирвинг ничего не сказал. Ни слова. Он просто наклонился, взял мое лицо в руки и поцеловал меня. Глубоко и нежно. Долго и с наслаждением.
Иногда самый убедительный ответ не тот, что слышишь, а который чувствуешь.
*