Ирвинг смотрел на меня и молчал. Сидел на кровати, смотрел на меня и молчал. Не говорил ни слова в свою защиту. Не обвинял Хедит во лжи. Не оправдывался, не удивлялся, не выглядел ни оскорбленным, ни разгневанным.
Он должен был возмутиться! Вскочить с постели и закричать: «Что за ерунду ты мелешь?» Или хотя бы изумленно вскинуть брови: «Не понял». Но Ирвинг не сделал ничего из этого. Он просто, черт побери, сидел и молчал.
И я почувствовала, как меня накрывает истерика.
Я задрожала, затряслась, взмолилась:
— Скажи хоть что-нибудь!
Ирвинг поднялся с кровати, обернул вокруг бедер одеяло и подошел к окну, встав ко мне спиной.
— Что ты хочешь услышать? Люди годами истребляли мой народ. Убили всех, кто был мне дорог. Моей сестре едва исполнилось тридцать, когда они нашли ее и задушили. А перед этим надругались над бедняжкой, — его голос дрогнул. — Тридцать эльфийских лет — это по человеческим меркам… — Ирвинг тряхнул головой и протяжно вздохнул. Так дышат те, кто пытаются сдержать слезы. — Хочешь расскажу, что они сделали со второй моей сестрой? Она тоже была очень красива. При жизни. После ее с трудом смогла бы узнать собственная мать. Хотя, о чем это я? Мать не узнала бы ее в любом случае, ведь лежала рядом, такая же изуродованная и остывшая.
Всхлипнув, я закрыла лицо руками. Мокрые щеки. Соленая влага на губах.
— Плачь, Диана, плачь, — тихо проговорил Ирвинг, глядя в окно. — Плачь вместе со мной, ведь я оплакиваю их уже пятьдесят лет, каждый день, каждую ночь, когда они приходят ко мне во снах и спрашивают: «За что? Почему люди так с нами поступили?»
— И ты опустишься до мести? До уровня этих тварей? — Я уронила руки, и они безвольными плетями повисли вдоль боков. — Убьешь женщин, детей?
— Только взрослых. Зелье опасно только для взрослых. А женщины… Ты видела этих женщин в борделе.
— А Арабелла? — Я шагнула к Ирвингу, хотела коснуться его плеча, но в последний момент не решилась. Так и замерла с протянутой рукой. — Арабелла спасла тебя. Ее «Сестры сострадания» наняли Эддерли, чтобы она освободила из «Шипов» всех заложников. Они выступают против «Закона о поганой крови». Не все люди монстры.
— Большинство.
— А я? Ты и меня убьешь? Я ведь тоже человек.
Ирвинг порывисто развернулся и сжал мои плечи.
— Никогда, — пылко зашептал он. — Тебя — никогда.
Он с силой привлек меня к груди и обнял так, словно пытался растворить в своем теле.
— Никогда, Диана, — хрипел Ирвинг в мою макушку, пока я тщетно вырывалась из его рук. — Ни за что я не причиню тебе вреда. Защищу от любой опасности.
Неожиданно он потянул меня за собой в сторону двери. По коридору, вниз по лестнице, по одной, по второй. В подвал.
В ноздри ударили знакомые запахи крови и горьких трав. Слуха коснулся привычный звук кипящей воды. Рассеянный свет от лампы под потолком разогнал темноту.
В центре просторного помещения, похожего на пещеру, дымился над горелкой большой чугунный котел. Ирвинг остановился перед ним и взглянул на меня сквозь клубы пара.
— Я нашел способ избавить тебя от опухоли, — сказал эльф.
Тьма потянулась к нему со всех углов комнаты, облепила его обнаженное тело и превратилась в одежду, в длинную черную мантию колдуна.
— Это же решение защитит тебя от моего зелья.
— Нет, пожалуйста, пожалуйста, откажись от своих планов. Не делай этого! Не становись чудовищем.
С грустной улыбкой Ирвинг обошел бурлящий котел и прижал палец к моим губам.
— Поздно, Диана, я уже давно им стал. Чудовищем с черной душой и ледяным сердцем. Весь свет, что во мне есть, — это ты. — В мучительно-страстном порыве он прижался губами к тыльной стороне моей ладони и прошептал: — Ты не умрешь. Я сделаю тебя одной из нас. Изменю твою кровь. Ты больше не будешь человеком.
Я заплакала — от отчаяния, от безысходности, от чувства собственного бессилия — а Ирвинг отвернулся к стеллажу с банками, снял одну из них с полки и, подняв крышку, принюхался.
— Чешуя дракона, крылья летучих мышей, измельченные корни вопящих цветов. Если смешать все это и бросить в готовый состав, зелье из смертельного превратится в исцеляющее.
Длинной деревянной ложкой Ирвинг помешал содержимое котла. Затем зачерпнул немного варева, добавил туда щепотку порошка из банки — из одной, из другой, из третьей — и повернулся ко мне.
— Исцеляющее от болезни, — проговорил он, медленно приближаясь. — И от человечности. А теперь капля крови единорога.
Одной рукой Ирвинг отодвинул ящик стола и извлек оттуда знакомый пузырек с красной жидкостью.
— Когда я добавлю кровь единорога в котел, зелье будет готово, его дым станет опасным. Поэтому, прежде чем я это сделаю, прежде чем завершу дело всей своей жизни, ты выпьешь другое зелье, с дополнительными ингредиентами. Оно превратит тебя… Не знаю, в кого. В прекрасную эльфийку. Или в крылатую драконицу. Или в милую лисичку с пушистым хвостиком. Это неважно. Главное, ты больше не будешь человеком, и ядовитые пары́ не смогут тебе навредить.
Ирвинг двинулся ко мне с ложкой.
Я замотала головой и попятилась.