— Все горит, — шептал эльф, словно в бреду, и его взгляд то лихорадочно метался по комнате, то с мольбой останавливался на моем лице. — Все горит, Дис. Пылает. Ужасно.
В попытке облегчить свои страдания, он затряс головой. Его бедра несколько раз приподнялись над постелью, имитируя фрикции, — безотчетный, но такой красноречивый жест.
— Пожалуйста, Дис, пожалуйста. — Похоже, Ирвинг сам не понимал, о чем просит. Его окрепшая плоть дергалась, от головки к животу тянулась тонкая ниточка влаги. На коже рядом с пупком уже собралась маленькая белесая лужица.
— Может, еще воды? — Не зная, что делать, как помочь страдальцу, я склонилась над ним и взбила подушку, затем убрала от его лица мокрые, потемневшие пряди волос. Все это время Ирвинг смотрел на меня горящими глазами и облизывал пересохшие губы.
Половина седьмого. Клиентка не придет. Ее муж все-таки прочитал записку и устроил скандал.
Стоило об этом подумать, как за стенкой, на лестнице, раздались приближающиеся шаги. Я была уверена, что это мадам Пим-глоу торопится сообщить, что ждать клиентку больше нет смысла, но вот дверь открылась, я повернула голову, подняла взгляд и застыла в шоке.
На пороге в черном закрытом платье стояла Она. Дряблошейка!
Это была, мать ее, Дряблошейка!
От ужаса у меня сдавило горло. С хриплым некрасивым звуком я втянула ртом воздух и закашлялась.
Пришла! Все-таки пришла! Явилась. О господи!
В панике я посмотрела на эльфа. При виде клиентки он дернулся на постели и затравленно задвигал связанными руками, а потом взглянул на меня. В отчаяние. С мольбой. Требовательно и просяще. Испуганно и с надеждой.
«Сделай же что-нибудь!» — кричал его взгляд.
Неловко повернувшись, я задела бедром стоящий на тумбе стакан, и тот сорвался с края. Звон разбившегося стекла ударил по напряженным нервам, заставив вздрогнуть.
— Пожалуйста, — прохрипел Ирвинг, не отводя от меня глаз. — Прошу тебя. Я не хочу.
От этого взгляда я едва не расплакалась, едва не заорала в бессилии.
«Пожалуйста, я не хочу».
Клиентка стояла на пороге. Волчица, снявшая овечью шкуру. Знатная дама, стряхнувшая шелуху чопорности, отбросившая ненужную добродетель. Ее глаза хищно блестели. На губах играла предвкушающая улыбка.
Жадным взором клиентка пожирала свою жертву, распятого на постели полуголого красавца с выпростанным из брюк насильно поднятым мужским достоинством.
За ее спиной владелица борделя пересчитывала на ладони золотые монеты.
«Сделай же что-нибудь!»
Полная ликования, Дряблошейка шагнула в спальню. Осколок разбитого стакана хрустнул под каблуком ее туфли. Сбоку заскрипели пружины матраса: Ирвинг снова пытался освободиться от веревок.
«Надо что-то сделать, — решила я, взяв себя в руки. — Надо как-то ее остановить».
Думай, Диана! Думай! Напряги извилины! Ты должна его спасти! Обязана!
Глава 10
Вспотевшая, с колотящимся сердцем я смотрела на то, как клиентка все ближе и ближе подходит к кровати, как с ухмылкой склоняется над беззащитным пленником, как окидывает его обнаженное тело изучающим взглядом — примеривается, оценивает.
— Хорош! Ух, хорош! Как ты говоришь его зовут?
— Колючка.
— Колючка… — От радости и восхищения клиентка, казалось, вот-вот захлопает в ладоши. — Дикий необъезженный жеребец. Бешеная получится скачка.
Хозяйка борделя рассмеялась, а меня затошнило.
Сквозь грохот собственного пульса я слышала рычание Древнего. Эльф извивался на постели, натягивая веревки и заставляя изголовье кровати скрипеть и сотрясаться.
— Не смей, — хрипел он, пытаясь увернуться от чужих, нежеланных прикосновений. — Тронешь — отгрызу руку.
— О да! — воскликнула клиентка в абсолютном восторге. — Да! Да! То, что надо. Злобный зайка. Давай злись, кричи, сыпь проклятиями.
Пленника не пришлось просить дважды. Ирвинг разразился такой отборной бранью, какую сложно было ожидать от эльфа. Впрочем, мысленно я согласилась с каждым его словом, с каждой характеристикой, что он дал этой извращенке.
Мерзавка! Дрянь! Тварь!
И снова несчастный остроухий покосился в мою сторону. Его умоляющий взгляд рвал мне душу.
— Пожалуйста, — прошептал эльф беззвучно, одними губами. — Прошу тебя, Дис. Прошу.
Он был так напуган предстоящим насилием, что напрочь растерял свою хваленую гордость. Когда пальцы клиентки, украшенные многочисленными кольцами, легли на его живот, мне показалось, что Ирвинга сейчас стошнит. С брезгливым выражением он попытался сбросить с себя чужую руку, но та плотнее прижалась к напряженному прессу и медленно заскользила вниз — к лобку, к набухшему мужскому достоинству.
— Пойдем, — приобняла меня довольная хозяйка борделя и силой развернула к двери. — Не будем мешать нашей сладкой парочке.
Настойчиво, непреклонно мадам Пим-глоу тянула меня прочь из комнаты, я же выкручивала шею, пытаясь не потерять из вида рычащего от злости Ирвинга. Он смотрел мне вслед. Смотрел на то, как я ухожу. С болью. С отчаянием. С безысходностью.
Дверь за моей спиной захлопнулась, отрезав этот взгляд, полный муки.