Общество мертвых и исключительных

– Барнс! Проснись уже!

Эбель наконец открыла глаза. Реджис держал ее за кисти рук. Не касаясь кожи, придерживал через ткань кофты.

– Все? Проснулась? – На его лице читалось отвращение.

– Я?

– Уснула у меня на плече, да. И лезла обниматься.

Реджис небрежно отпустил ее руки и отряхнул свои, будто только что трогал что-то грязное. Эбель посмотрела на него снизу вверх и помотала головой.

– Приснится же такое… Фу… Мерзость… – шепнула она. – Нет бы Тимоти Шаламе, но этот…

Она попыталась отмахнуться от мыслей, что прижималась к Реджису и вздрагивала от его прикосновений, но внутри нее поселилась тревога. Впилась в кишки, скручивая их в тугой узел. Рылась внутри, раздирая все на части.

Будто это был не сон. Будто все было взаправду.

Священник закончил воскресную службу; Эбель удачно проспала большую ее часть.

– Я хочу напомнить, что жду вас на покаянии, – указал отец Робинс на будку, в которой спал Ноа. – Сейчас тяжелые времена, поэтому я принял решение провести здесь всю следующую неделю. Собор требует очищения. Как и ваши души. – Священник перекрестился. – Приходите ко мне на исповедь.

– И еще одно небольшое объявление, – крикнула мисс Вуд. – На неделе наш собор посетят мистер Хиггинс и детектив, который будет допрашивать студентов.

Все зашептались.

– Нечего бояться, дорогие мои, – сказала директор. – Академия все еще безопасна для вас. А в том, что случилось, мы обязательно разберемся.

Глава 6. Первая исповедь

ЭБЕЛЬ

Когда Эбель зашла в кабинет шифрологии после воскресной службы, то увидела спящего Джосайю. Другого она и не ожидала. Знала, что он вырубится, как Ноа, пускающий слюни в блаженном сне в исповедальне, и Соль, которая уснула в столовой с кексом в руках. Но если тех двоих Эбель разбудила и отправила в комнаты, то профессора трогать не стала. Лишь накрыла плечи пиджаком и поставила стопку книг по криптографии так, чтобы лучи солнца не падали ему на лицо.

Мистер Кэруэл уснул за столом, устроив голову на куче бумаг. В одной руке был карандаш, другая лежала на открытой Библии. Шифр он, конечно же, не разгадал: сил не хватило даже просто его переписать.

Джосайя напомнил Эбель отца. Тот тоже любил спать в кабинете, обложившись статьями, которые вечно редактировал. Эбель всегда ждала его перед сном в своей комнате. Вместо детских книг он читал ей свои интервью и публикации, которые готовил для журнала. И если Эбель с интересом слушала его, то смело отправлял их на утверждение главному редактору.

«Как тебе, хвостик?» – спрашивал он Эбель.

«Это было круто, пап!» – зевая, отвечала она.

Ей нравились папины статьи. Он путешествовал по миру и рассказывал о странных происшествиях, похищениях, убийствах – и о доблестных полицейских, защищающих людей от опасных скур. Эбель гордилась им. Хвасталась его журналами в школе. Коллекционировала все обложки, вырезала его статьи и клеила в альбом. Эбель восхищалась папой и мечтала пойти по его стопам. Хотела стать криминальным журналистом.

Кто бы мог подумать, что она начнет расследовать серию странных убийств будучи скурой? Интересно, отец гордился бы ею? Или написал бы статью о том, как исключительные опасны для общества, и Эбель стала бы одной из его персонажей? Она не знала.

Зато Шейла не испытывала сомнений.

– Отец не простил бы тебе этого, – говорила она, когда Эбель рассказала о своем даре. – Грегори был хорошим человеком. И я. Я тоже хороший человек, – била она себя в грудь, сидя на коленях перед иконой в своей комнате. – Так за что ты послал нам в дом скуру? За что так наказал?!

Дар у Эбель проявился на седьмой день после смерти отца. Она не сразу рассказала об этом матери, но не из-за страха, а потому, что сама ничего не понимала. Думала, что сходит с ума из-за скорби, которая сдавливала тело изнутри. Из-за слез, которые Эбель не могла остановить. Из-за вины, что так и не успела попрощаться с отцом. Не успела отдать письмо. Кажется, она и сейчас винила себя в этом. И до сих пор ждала возвращения папы домой.

Эбель оставила профессору кекс, который прихватила в столовой, и покинула кабинет. Она тоже хотела спать и мечтала сейчас лишь о своей неудобной кровати.

В комнате было тихо. Тимо вылез из шкафа, когда Эбель вошла. Соль проснулась от скрипа двери, но, подумав, что это был сквозняк, натянула на голову одеяло и вновь уснула.

– Выглядишь помятой, – сказал Тимо.

– Чувствую себя так же, – ответила Эбель, ложась на кровать прямо в грязной одежде. – Если бы ты знал, сколько разной херни со мной сейчас происходит, то не удивлялся бы, – пробубнила она в подушку.

– Ты не исповедовалась сегодня? – Тимо сел на край кровати.

– Я сегодня была крайне занята изучением захоронений на нашем кладбище.

– Опять ходила на свою могилу?

Тимо развязал шнурки на кедах Эбель и помог стянуть их с ног.

– Типа того.

– Ты с кем там разговариваешь, дурная? – возмутилась Соль и подняла голову с подушки. – Спать мешаешь!

– С призраком, – просто ответила Эбель.

Глаза слипались, она уже плохо видела Соль.

– Ага, как же, – та отвернулась к стене, – передай ему тогда, чтоб вел себя потише.

– Да он и так молчит.