Голоса вновь замолкли. Послышался топот. Хлюпанье носом раздалось прямо рядом с окном, и Реджис отшатнулся, боясь, что его увидят.
– Верь мне, Бенни. Все станет как раньше. Забудь о том, что видел. И никому не говори о дяде, который вчера ко мне приходил. Хорошо?
– Д-д-да.
– Молодец. Молодец, сынок, – захрипел старик рядом с сыном. – А теперь иди подыши свежим воздухом. И листья заодно прибери.
– Слушаюсь, с-с-сэр!
Реджис, оставшись незамеченным, обогнул сторожку и направился к кладбищу. Вдыхая воздух, пропитанный запахами смолы и перегнивших листьев, он остановился у большого дерева, что обвивало корнями заброшенные плиты, и спрятался за широким, поросшим мхом стволом, чтобы попытаться понять услышанное. Построить логическую цепочку. Додумать. Оправдать.
«Она вчера ночью копошилась у могилы. Я следил за ней. Думал, что смогу ее…»
Но лишь один ответ плотно засел у Реджиса в голове, отметая любые другие предположения и догадки.
Что он сможет ее убить.
Тогда руки Реджиса сжались в кулаки, а сердце налилось неясно откуда взявшейся ненавистью к старику из сторожки. Ко всем, кто хочет причинить Эбель вред.
– П-п-привет! – Неожиданно, с граблями в руках, оказался перед Реджисом тот самый заикающийся сын старика. – Ч-ч-что ты тут д-д-делаешь?
У него было пухлое лицо с маленькими глазками, короткий и широкий нос и круглые, торчащие в стороны уши. Высокий лоб закрывала русая, неаккуратно подстриженная челка, а на короткой шее был повязан тонкий рваный шарф, совсем не защищающий от ветра. Рубашка, заправленная за пояс джинсов, которые держались только на подтяжках, плотно обтягивала руки и живот.
– Привет, – замешкался Реджис. – Я… Я эм… Приходил проведать тут кое-кого. Но я уже ухожу.
Он не хотел врать Бенни. Такой как Бенни явно не причинит вреда. И вряд ли выгонит с кладбища, угрожая граблями. Но убраться отсюда хотелось поскорее.
– П-п-понятно. А я Б-бенджамин, но м-м-можешь звать меня Б-б-бенни.
– Я Реджис. Приятно познакомиться. – Перешагнув поваленную плиту, Реджис двинулся к тропинке.
– А я в-в-видел тебя сегодня, – сказал догоняющий его Бенни. – На у-у-уроке. Ты тоже д-д-должен был меня видеть.
Это вряд ли. Такого студента Реджис бы точно запомнил.
– Кого т-т-ты приходил проведать? – скрипя высокими резиновыми сапогами, Бенни шел рядом.
– Да так.
Это «да так» убивало Реджиса. Его вечная ноша. И непростительная, мучающая до конца жизни вина. Его скорбь. Его сожаления. Его ошибка.
– П-п-почему ты уходишь? Я тебя н-н-напугал? Может, п-п-побудешь тут со мной еще н-н-немного?
– Нет, не напугал, – Реджис остановился. – Я просто…
– А знаешь, – Реджис развернулся на каблуках своих испачканных в грязи ботинок, – я бы хотел помочь тебе убрать листья.
– Откуда т-т-ты знаешь, что я у-у-убираю листья? – удивился Бенни.
Реджис на секунду застыл.
– Грабли, – наконец сообразил он. – Так я тебе помогу?
– Т-т-тогда оставайся! – улыбнулся Бенни. – Мне с ж-ж-живыми нравится общаться б-б-больше, чем с мертвыми!
– И мне, Бенни.
– Ну, мам, ну пожалуйста, меня там ждут друзья, – сидя на коленях в прихожей, всхлипывал маленький Ноа.
Он рыдал и держался за ручку двери, надеясь, что ему все-таки разрешат ее открыть. Но мама, отряхивающая перед зеркалом свой строгий костюм, только сильнее злилась.
– Нет, Ноа! – она почти сорвалась на крик.
Кажется, это было ее десятое «нет». На одиннадцатое она обычно звала отца, которому достаточно было сказать лишь раз, чтобы младший сын, словно обруганный щенок, молча ушел в свою комнату.
– Почему Арни можно, а мне нет? Почему? Почему?! Почему!
Ноа упал на грязный ковер и застучал ногами. Лицо горело от обжигающих слез, а на щеки налипал песок, который приносил на обуви работающий на стройке отец. Прилизанные гелем кудрявые волосы растрепались, жилетка, заправленная в выглаженные брюки, помялась, а красиво завязанный галстук и вовсе норовил соскочить с шеи.
– Потому что Арни обычный, – на выдохе гаркнула мама. – А ты – нет!
– Я тоже обычный! И меня тоже ждут друзья!
– У тебя нет друзей! Они желают тебе лишь зла. Это плохие дети.
– Ну, мам, ну пусти! – Сил плакать уже не было, но Ноа старательно выдавливал из себя слезы, хоть и знал, что ее ответ не изменится.
– Матс! – прозвучало имя отца вместо одиннадцатого «нет». – Твой младший сын не слушает меня!
– Он и твой младший сын, Хельга! – раздался грозный голос с кухни, и Ноа, вдохнув побольше воздуха, умолк.