— Ходьба по беговой дорожке, вау. Итак, ты прошел путь от восьмидесятилетней женщины до шестидесятипятилетней женщины.
— Нет, я планирую бежать, как только мой идиот младший брат скажет мне, почему он звонит.
— Ты же знаешь, что в аду есть особое место для пасторов, которые называют своих младших братьев идиотами.
Я стону.
Он хихикает.
— Слушай, мне нужно, чтобы ты приехал в Лос-Анджелес и записался со мной.
Должно быть, я перестал идти, потому что внезапно мои ноги сами спотыкаются о движущуюся ленту. К счастью, я успеваю удержаться, прежде чем упасть лицом вперед.
— Записаться с тобой? Ты серьезно?
В прошлом году группа Джесайи попала в ужасную аварию на гастрольном автобусе, в результате которой у их гитариста было множество переломов. Крис перенес десятки операций, и было сомнительно, сможет ли он когда-нибудь снова профессионально играть на гитаре. Джес сказал мне, что Крис хотел попробовать это сделать при записи следующего альбома.
— Смертельно серьезно. — Он прочищает горло. — Многое произошло в том туре до несчастного случая. «Аренфилд Рекордз» закрыт для возвращения Криса. В любом случае, у него сейчас есть дела поважнее.
— Мне жаль это слышать.
— Отлично, значит, ты приедешь записываться. Планируй остаться на пару недель. Я попрошу Дейва прислать подробности…
— Джес, я не могу. Мне очень жаль.
— Что? Почему, черт возьми, нет?
— Потому что у меня есть работа. —
— Ага, и сколько тебе платят? Тридцать тысяч в год?
Ха. Очень оптимистичное предположение. Я приближаюсь к двадцати семи.
— Дело не в деньгах.
— Но должно быть в них. У тебя есть ребенок, и она быстро растет.
Да, как будто мне нужно напоминание. Я вижу это каждый день.
— Прежде чем сделаешь глупость, отказав мне, позволь мне сказать, что тебе заплатят сорок тысяч за запись плюс процент от продаж альбома.
Я все еще застрял на части в сорок тысяч.
— Это э-э-э…
Вау.
— Достаточно, чтобы вытащить вас с Эллиот из этого маленького убогого дома?
— Джесайя.
— Что? Слушай, я знаю, что у тебя там есть воспоминания и тому подобное, но давай, чувак, пора двигаться дальше. Этот дом похож на смертельную ловушку, в буквальном смысле на ловушку, полную постоянных напоминаний о смерти Мэгги. — Он замолкает, вероятно, ожидая, обрушусь ли я на него за то, что он бесчувственный придурок, или разрыдаюсь. Впервые за долгое время я не делаю ни того, ни другого. — Ты живешь в могиле, братан. Не только физически, но и эмоционально.
Острая боль скручивает мою грудь.
— Если не хочешь делать это для себя, сделай для Эллиот.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — рычу я. Упоминание имени моей дочери разжигает небольшой гнев, и я изо всех сил пытаюсь подавить его. — Она любит этот дом, и ей нравятся напоминания о ее маме.
Он прочищает горло и бормочет:
— Ага. Конечно…
Я закрываю глаза и мысленно сжимаю оба кулака вокруг своего сердца, удерживая его от раскола, который, как я чувствую, приближается.
— Она никогда не знала свою маму, так что все твои напоминания напоминают ей о том, чего у нее никогда не было.
— Ты знаешь мою дочь год и вдруг думаешь, что у тебя есть докторская степень по детской психологии?
— Она мне не нужна. Это дерьмо — здравый смысл.
Пошел он.
— Мне жаль, Джес. Мой ответ — нет.
Он вздыхает.
— Ты совершаешь ошибку.
— Я должен вернуться к работе.
Мы прощаемся, и я смотрю на себя в зеркало во всю стену. Мой брат считает себя экспертом по скорби? Смехотворно. Что, черт возьми, он знает о потерях? Или о том, как быть отцом? Ничего. Вот что.
Я разгоняю беговую дорожку до спринта и сжигаю свое разочарование и растерянность в поту и мышечной усталости.
ЭШЛИ
Это глупо.
Я должна завести свою машину, развернуться и уехать. Даже не знаю, как так получилось, что я приехала в церковь почти на двадцать минут раньше. Никогда не приходила раньше времени за всю свою жизнь. И все же я здесь, сижу в своей машине, смотрю на входную дверь церкви, в то время как люди приходят и уходят. Кто знал, что в течение недели в церкви так много событий? Я думала, что Иисус был воскресным парнем.
Развернув еще одну мятную жвачку, запихиваю ее в рот, чтобы присоединить к трем другим. Мое колено подпрыгивает, а челюсть болит от комка жвачки, который перетираю между зубами.
Группа из трех человек выходит из церкви, останавливаясь, чтобы поболтать, в то время как другие проходят мимо них, чтобы войти внутрь. Все эти люди пришли на занятия с волонтерами? Если есть какой-то процесс одобрения, и эти люди мои соперники, то я спокойно могу пойти домой и напиться прямо сейчас. Это было бы гораздо более продуктивно.
Нет, я не откажусь от этого.
Особенно после прошлой ночи.