Очень кратко и пропуская многое весьма важное, можно высказаться так. Причина изменений в образовании – в изменении социального устройства. Образование как специальный институт возникло в элитарном обществе, это механизм воспроизводства элит. Потом оно стало опускаться в массы, работать в массовом обществе – и в процессе стало функцией государства, которое занимается всеми гражданами. Система образования была унаследована от элитного образования, всего лишь упрощена, но в целом выстроена по прежнему алгоритму. Однако в обществе нового устройства результаты работы такого алгоритма были уже иные. Затем стало исчезать общество большинства, и вместе с ним рухнула необходимость однотипного образования. Стало слишком много направлений специализации, в обществе стал последовательно использоваться критерий эффективности, что привело ко всё более ранней специализации. Эти процессы ведут к обрушению единого общего для всех образования.
Ещё некоторое время ситуация с образованием держалась благодаря социальной инерции. Дети получали связность знаний из семьи, когда эту связность уже не могли дать особые образовательные институты. Это происходило согласно прежним инерциальным социальным механизмам – «этого стыдно не знать». Нечто выучивалось в образовательных институтах, а прочее досказывалось дома, в семье. Потом и эта возможность стала работать всё хуже – слишком разными стали семьи; слишком отличались социальные траектории отцов и детей, слишком очевидно стало, что то, без чего не мог прожить отец, просто совершенно излишне для сына.
Благодаря той же социальной инерции всё ещё существуют институты общего образования. Они работают уже вопреки устройству общества, а не благодаря. Люди разное получают в семьях, они различно воспринимают доступные источники информации, они разное выучивают даже в ситуациях одинакового урока. Источником образования давно уже являются не только образовательные институты, знания приобретаются самыми разными путями. Осталось лишь немногое общее, что ещё удаётся преподавать.
И теперь у нас ситуация массового безобразования. При этом осталась традиция говорить о получаемом образовании и некоторых его институтах. Ведь неудобно сказать, что сейчас практически почти нет образованных людей – высшее в иных странах больше половины населения получает, как же так – человек закончил университет, учился хорошо и даже отлично – как же сказать, что он без образования.
Однако это так. Хотя образовательные институты есть и школы стоят, о разрушении образования можно говорить, если смотреть именно на результат. Достигается ли результат – можно ли быть уверенным, что человек, имеющий такое-то образование, обязательно владеет определённым пакетом знаний? Или следует создавать другое понятие об образовании, с совсем новыми свойствами?
Сейчас дыры в знаниях могут быть любой глубины и формы. Нельзя студентам, будущим физикам, социологам или биологам запросто привести пример из классической литературы – очень может быть, что никто не слышал даже фамилий этих авторов. Нельзя привести историческую параллель – придётся рассказывать ab ovo. Нельзя ожидать, что человек, знающий весьма хитрую и продвинутую штуку в такой-то области – знает хотя бы элементарные вещи в другой, близкой или далекой. Может, знает. Может, нет. Это случайно получается, человек может наткнуться, а может пропустить. Нет никакого механизма, чтобы он знал с гарантией. Такой гарантирующий механизм назывался «образование», и больше его как социального института не существует. Некоторое время была ситуация, когда отдельные люди личными усилиями образование приобретали, вопреки социальной обстановке, но их стало слишком мало, чтобы говорить об этом как о социальном феномене. А потом независимо от их личных усилий образования (в прежнем значении понятия) не стало.
Возможны недоумения – кто определит минимум знаний, откуда мнения о необходимых границах и прочие вещи. Кто это решил, что необходимо знать, а может, я считаю, что необходимо знать другое. Да, это обоснованные возражения – но связанные с непониманием сути дела. Тут мысль не в том, что есть некий минимум, который должны знать все, и потому имеет место спор о том, что в него должно входить (пустим мы туда Писемского или не пустим; надо ли давать Набокова, или тектонику плит, или фракталы). Все такого рода споры глубоко вторичны по сравнению с сутью образования.