Образ врага

– Вряд ли, просто стоят усиленные военные посты, нас будут часто останавливать, проверять документы…

– Тогда мы будем ехать сутки. Тем более надо проснуться пораньше. Спокойной ночи, Деннис. – Она поднялась и шагнула к двери.

– Подождите, – он тоже встал и мягко притронулся к ее руке, – давайте еще немного посидим.

– Уже поздно.

– Алиса, я все-таки задам вам вопрос, который не дает мне покоя. Вы с отцом Максима поддерживаете какие-нибудь отношения?

– Нет.

– Понятно… То есть, конечно, совершенно непонятно. Если бы у меня был такой сын… Простите, я, наверное, лезу не в свое дело?

Они продолжали стоять. Тень уже не падала на его лицо, и было видно, как он нервничает. Прямо юноша пылкий на первом свидании…

– Ничего. – Алиса слабо улыбнулась. – Я привыкла к таким вопросам. Главное, чтобы их не задавали Максиму.

– Могу представить, сколько находится добрых взрослых, которые спрашивают: «Детка, а где же твой папа?»

– Именно так и спрашивают. Не только взрослые, но и дети. Раньше он огрызался, иногда плакал. А теперь отвечает вполне спокойно: «У меня только мама».

– А почему у Максима только мама?

– Вот этого второго вопроса уже никто не задает.

– А Максим знает, кто его отец?

– Извините, Деннис, я не люблю говорить на эту тему. Спокойной ночи.

– Я понимаю… простите… давайте сядем и выпьем еще коньяку. Черт, никогда не думал, что это так трудно.

– Ну и не надо напрягаться, – улыбнулась Алиса, – не надо задавать трудных вопросов. Особенно на отдыхе.

– Вы ничего не рассказываете о себе, и приходится задавать вопросы, – он налил коньяк, протянул ей стакан, – мне надоело болтать на общие темы. Вы мне очень нравитесь, Алиса, – он залпом выпил свой коньяк, – пролетит неделя, мы так и будем болтать ни о чем, а потом вы уедете в Москву, я отправлюсь к себе в Детройт и больше никогда вас не увижу.

Алиса зажмурилась на секунду. Ей вдруг до ужаса захотелось рассказать этому случайному, совершенно постороннему человеку то, что никогда никому она еще не рассказывала. Они ведь и правда расстанутся через неделю. А ей так надо выговориться сейчас, именно сейчас, чтобы хоть немного разрядить постоянную панику, которая мелко дрожит где-то в солнечном сплетении…

– Алиса, почему вы молчите? Я не сомневаюсь, в Москве у вас есть друг и меня вы терпите только потому, что Максиму со мной веселей. Если бы у нас было больше времени, я вел бы себя иначе. Мне кажется, вы боитесь чего-то. Вы все время напряжены. Вас напугал немец, который разговаривал с Максимом? Вам кажется, кто-то не случайно взял ваши снимки? Кто-то преследует вас? Не повторяйте еще раз про животный страх за ребенка. Я не поверю.

– Деннис, немец здесь ни при чем. Просто я боюсь воды. Максим говорил вам, я не умею плавать. В десять лет, как раз в его возрасте, я чуть не утонула, – быстро проговорила Алиса.

– Но ваш сын отлично плавает.

– У меня остался подсознательный страх.

– Вы боитесь не только воды, но и людей. Меня тоже? Что с вами происходит, Алиса?

Она заметила, что так и держит в руке стакан с коньяком, быстро глотнула, поставила на стол. Деннис шагнул к ней, внезапным хищным движением притянул к себе и, прижав губы к ее уху, выдохнул:

– Почему вы молчите?

Она отстранилась, отступила на несколько шагов.

– Не надо, Деннис. Ничего не будет…

* * *

Сам не зная зачем, Натан Ефимович подобрал несколько уцелевших фотографий, стряхнул песок и спрятал под свитер, за брючный ремень, не разглядывая. Он едва успел вернуться назад, в палатку, улечься на циновку и закрыть глаза. Немец вошел, пригнувшись. Он был один, без своей сумасшедшей подружки.

– Я вижу, вы уже проснулись, профессор? – спросил он по-русски и присел рядом. – Как вы себя чувствуете?

– Как может себя чувствовать человек, которого похитили, держат не просто в дерьме, а в полной неизвестности, бьют, вкалывают лошадиные дозы снотворного? – медленно проговорил Бренер, не поднимаясь и не открывая глаз. – Ваша боевая подруга скоро меня прикончит. Вы обещали, что мы отправимся в Россию. Какого черта мы здесь торчим?

– Вам осталось потерпеть совсем немного, господин Бренер.

– Вы, я вижу, приехали сюда, чтобы утешить не только Ингу, но и меня? Простите, по-моему, вы не настоящий бандит. Как-то все у вас несерьезно.

– Теперь я спокоен за вас, профессор. Вы не потеряли чувства юмора, стало быть, с вами все в порядке.

– Вас, кажется, зовут Карл?

– Да, – немец кивнул, – простите, что не представился вам сразу.

– Карл, скажите мне по секрету, как мужчина мужчине, мы застряли здесь потому, что у вас какая-то любовная драма? Честное слово, я не проболтаюсь вашей психопатке.

– А вы, оказывается, значительно лучше знаете немецкий, чем мне казалось. – Он покачал головой. – Нехорошо подслушивать, профессор, в вашем-то возрасте.

– Немецкий я знаю плохо. – Бренер сел на циновке, зевнул и потянулся с хрустом. – И ничего я не подслушивал. Просто ваша Инга так орала, что даже верблюды все поняли.