Обратной дороги нет

При этом вся его речь сопровождалась пантомимой. С помощью рук и ног он показывал непонятливым, необразованным русским, какие дома и мосты он строил, и как его будут расстреливать или вешать, и что нельзя строить, если нет кран-балок для подъема тяжелых бревен, и подъемники нельзя сделать из дерева.

– Все можно сделать из дерева. Баум, по-вашему, – Африкан уловил смысл последней фразы Бульбаха. – Все! И подъемник, и тали, и гвозди!.. Все!..

Бульбах с сомнением покачал головой. Пояснил, все также размахивая облезлыми рукавицами, что для того, чтобы сделать кран-балки или тали, прежде всего нужна хорошая мастерская, оборудованная токарными и фрезерными станками, нужны металлические заготовки, нужны токари, фрезеровщики и слесари…

– Ну, заговорил! Как ветер волну погнал! «Металлише, металише»… Сам посуди, где я в этой глухомани разживусь металлическими заготовками?.. Но полиспаст к вечеру будет! Это я тебе твердо обещаю!.. Не веришь? Пошли, поглядишь!

Они спустились с пригорка, прихватив с собой Северьяныча. Пошли по деревне. У одного из дворов Африкан приостановился, покликал Игнашку. Тот выкатился по ступенькам на своих салазках, как будто ждал.

– Поехали, Игнат! Поможешь станок крутить… На Северьяныча, не в обиду будь сказано, не надеюсь: сноровка не та. Немца же и вовсе в расчет не принимаю.

– Да это ясно, чего там… – согласился инвалид и хитровато поглядел на Северьяныча. – А чего мне за это, бригадер?

– Немецкий обед.

– С медвежатиной?

– И еще перловая каша, медвежьим салом приправленная.

– Дак ладно!

И они пошли уже вчетвером: Бульбах, Африкан, Северьяныч и Игнашка. А далеко сзади, следом, прихрамывал Анохин.

У Африкана в избе, они знали, была настоящая мастерская. Тогда Анохин посетил ее в поисках строительного инструмента. Это заботило его прежде всего. Теперь же присмотрелся к самодельному токарному станку. Чудо техники. Колеса, шестеренки, педали для раскрутки – все из дерева. Только режущий инструмент был железным.

– Слышь, Африкан, – попросил Северьяныч, – ты сперва расскажи немцу, чем ты бревна крепил, когда в Березне церкву ладил? Какими гвоздями?

– Дак не поймет, – сказал Африкан, но все же стал рассказывать. – Это в аккурат в Гражданску было. Что ни день, то каки-то банды в деревне объявляются. Грабят. А я тогда в Березне жил. И решили мы сходом, что все напасти у нас оттого, что в деревне нету церкви… И что же? Построили. А гвозди тогда на вес золота были. Вот и пришлось – без гвоздей.

– Во! Слыхал? – Северьяныч пристально посмотрел на Бульбаха, пытаясь убедиться, что тот понял. – Нихт нагель!

– Я уж тебе, мил человек, не раз говорил: не гвоздь держит дерево, а пригонка, – добавил Африкан.

Он отыскал в каком-то из шкафчиков квадратную деревянную плашку, дал ее для осмотра Бульбаху. Тот повертел ее в руках, недоумевая. Ровненькая плашка, умело и с любовью отполированная. Ну и что?

– Хорошая работа, что ль? – хитро спросил Африкан. – Гляди!

Он с силой бросил плашку на верстак, и та, ударившись о толстые доски, разлетелась на десяток мозаичных разнофигурных кусочков. Бульбах, удивляясь, рассматривал кусочки плашки, которые, будучи обточены и отполированы до микронной аккуратности и ладности, соединяясь, как бы слипались, приникали один к другому.

– Рихтиг Кунсштюк! – удивленно и восторженно покачал головой Бульбах. – Вундерфоль!

– Во! Оценил! – Африкан спокойно принял похвалу. – Фокус в чем? Вот, гляди, немец, волчьи зубы, вот – медвежьи, – он показывал наборы. – Ими кажду плашку шлифую, полирую. И получатся, что не гвоздь держит, а пригонка. Точность! А на стройке ишшо зарезы делаем, чтоб одно в одно входило, – он сцепил пальцы своих ладоней – узловатые, покрытые шрамами, со сбитыми ногтями.

– Анпрассенверк! – понял Бульбах, складывая деревянную плашку.

– Во-во, – как бы прессуется, – по своему понял незнакомое слово Африкан. – Так и вышку ложим. Все в пазы, и навечно. Зубец в зубец… Мы – народ не деревенский, а деревянный! – постучал себя в грудь расходившийся мастер. – Я баркасы делал, понял? Шхуны, лодьи…

– Я, я! – догадался Бульбах. – Баркассе, шкуне… сконнер, я-а! Майстер!

– И без гвоздей! Нихт нагель! Нагель ржу дает… при нашей-то сырой природе, – и вновь повторил: – Рассея, брат, это тебе не какая-то там Африка!

– О, я-а! – согласился Бульбах, не до конца, впрочем, понимая речь Африкана. – Абер талле? Ролле? Нихт железны? Баум? Дас ист унмеглих. Нет. Нельзя. Не-вос-мошно!

– И тали, и ролики! Все могем из дерева… У меня дуб. С-под Вологды привезен. Мореный. Век в воде лежал. Плохо ли? Из такого дуба и гвоздь век простоит, чего ему исделается?.. Вот, гляди, Европа! Это гвоздь! Поищи такой в своей Германии!

И Африкан продемонстрировал полковнику двухвершковый колышек, который тут же загнал в заранее просверленное для каких-то надобностей отверстие в лежащей на верстаке доске, и затем расщепил его с другого конца и расклинил. Колышек стал как бы болтом. Или гвоздем, который уже не выдернуть.