Обратной дороги нет

– Хороший тост, – вновь согласился Шевченко.

– У нас все тосты хорошие, – порадовался еще более раскрасневшийся Пунькин.

Оглядевшись, чокнулись, выпили. Анохин пил не спеша, хотел показать, что он достоин этой компании. Но не допил, поставил стакан на стол. Качнувшись, долго сидел с закрытыми глазами. Из-под век катились слезы.

– Охлял, – объяснил Шевченко своим новым товарищам и сунул в рот Анохину огурец. – Ну, выдохся малость! Сколько раз резали! Четыре?

Не открывая глаз, Анохин показал растопыренную пятерню.

– Понятно, – посочувствовал старший лейтенант. – Силы не те.

– Ничего… Чтоб их молотить, сил у меня еще хватит, – заплетающимся языком не согласился с гостем Анохин.

Старший лейтенант в который раз стал разливать по стаканам самогон…

Глава третья

Проснулся Анохин в тесной комнатке с четырьмя железными кроватями. На одной богатырски храпел солдат. Куда делись новые знакомые – старший лейтенант и лейтенант, куда исчезли Шевченко и Пунькин, память Анохина не сохранила…

В узкое окошко пробивался унылый серый рассвет. Трещала голова. На душе было скверно. Где он? Что за комната? Как он в ней очутился? Что за незнакомый солдат? Ни на Пунькина, ни на Шевченко он не похож. Анохин пытался вспомнить вчерашний день. Память доводила его только до шалмана.

Еще чуть рассвело, и уже можно было хорошо осмотреться. Вещмешок стоял на тумбочке, у изголовья, здесь же, прислонилась и палка. Следующее новое открытие повергло его в тоску: окно, через которое вливался серый рассвет, было забрано железной решеткой, в железной двери – глазок. А это означало только одно: он – на городской гауптвахте…

Впрочем, долго ему размышлять не довелось. Прогремел дверной запор, и на пороге встал старший лейтенант с красной повязкой на рукаве – должно быть, дежурный по гауптвахте.

– Младший лейтенант Анохин – на выход!

В сопровождении дежурного Анохин проковылял в соседнее здание. Там его на какое-то время оставили в коридоре одного, что Анохин расценил как добрый знак. Потом дежурный вышел из кабинета, коротко бросил:

– Заходи!

В шинели без ремня, с «сидором» за плечами и с палкой в руке Анохин предстал перед майором. Тот сосредоточенно изучал какие-то бумаги. Анохин понял, что это его документы. Не ко времени не на шутку разболелась нога.

«Ну вот. Сейчас начнется, – подумал Анохин. – В лучшем случае – назад в госпиталь. В худшем – под трибунал и в штрафбат. И опохмелиться не дадут».

Ожидая неприятностей, он стал рассеянно рассматривать комнату. Она была неуютная, казенная, с какими-то ободранными шкафами, сейфом и положенными портретами и плакатами на стенах.

Наконец майор поднял на него глаза:

– Пьешь? Много?

У майора был вид старой, измученной, все понимающей собаки. В суконной гимнастерке и уютной меховой безрукавке, он не совсем вписывался в казенный антураж. Багровый шрам перечеркивал подбородок. Зубы были металлические, и говорил он из-за вставной челюсти медленно и неуклюже.

– Да нет, – ответил Анохин.

– Хороший ответ. И «да», и «нет». Понимай как хочешь, – ухмыльнулся майор и вновь уткнулся в бумаги.

– Вообще-то не позволяю себе, – добавил Анохин.

За вторым столом, делая вид, что увлечен писаниной, сидел капитан с медалью на груди. Его перо неподвижно застыло над бумагами.

– Но напозволялся – до непристойности.

– Виноват, товарищ майор, – попытался оправдаться Анохин. – С боевыми товарищами выпили. На радостях.

Вид у него был весьма сконфуженный. Ругал себя на чем свет стоит.

– Боевые товарищи, видать, крепкие. Им хоть бы что, а ты… – проворчал майор.

Анохин еще раз оглядел тесный кабинет, вспомнил вчерашнюю цыганку и сокрушенно покачал головой:

– Не сбрехала, – прошептал он.

Майор заметил шевеление губ младшего лейтенанта:

– Стыдно?

Анохин вздохнул.

– Ты чего стоишь? Садись!

– Постоим.

– Садись! Разговор у нас длинный…

Анохин присел на кончик скамейки. Колено, сгибаясь, словно бы щелкнуло и послало резкий болевой сигнал. Он враз вспотел.

Майор в упор, через стол, посмотрел на Емельяна, а тот, не отводя глаз, глядел на майора. Изучали друг друга. «Ну выпил, так что теперь? Расстреляете, что ли? Хотя, конечно, неприятностей этот майор может доставить по самое нехочу. Может обратно в госпиталь вернуть. Это еще ладно. А то и в штрафбат. Ишь, как разглядывает. Небось прикидывает, не дезертира ли поймали», – думал про себя Анохин.

– А мы сначала решили, фармазон к нам попал, – краем губ усмехнулся майор.

– Какой еще фармазон?

– Ну, жулик. Сейчас их развелось… И Звезду навесят, и орденок, и нашивки… Непохож ты по первому глазу на Героя.

– Да какой я Герой? Так, случайность.

Майор встал, подошел к окну. Вскочил и Анохин.

– Сиди, сиди!

В окно была видна улочка провинциального городка. Ветер гнал по мостовой рыжую листву. Женщина тащила по деревянному тротуару детскую коляску, доверху нагруженную кочанами капусты.

– А вот философия марксизма заявляет, что случайность – родная сестра необходимости, – каким-то лекторским тоном возразил Анохину майор. Он, видимо, был из учителей.

– Вам виднее, – смиренно согласился Анохин.

– Почему это мне виднее?