Оборотень. Новая жизнь

Впрочем, Кроу не видел ни немецких солдат, ни боя, а местность, по которой он шел, сильно отличалась от зеленой долины реки Альме. Кроу казалось, что замок, построенный из нагромождения теней, высился на черном холме на берегу реки, которая бешено шипела и плевалась, прокладывая себе путь сквозь тлеющий пепел. Да и волк тоже был другим. Это было не пугающее слияние трупов, а огромное прекрасное животное с густым мехом того же пронзительного черного цвета, что и горная страна вокруг. Волк передвигался по местности легко и бесшумно, словно какое-то искажение пространства и света.

С подножья холма Кроу услышал голос жены, которая его звала. Его желудок вдруг тоскливо сжался от нервного спазма. Через столько столетий он наконец-то отыскал ее – отыскал по-настоящему, во плоти, а не просто увидел мельком на границе сновидений или узнал в женском лице на картине.

Кроу поднимался на башню; казалось, тени, из которых она была построена, кренятся под его весом, что позволяло ему время от времени бросать взгляд на темную долину внизу. Отравленная извивающаяся река впадала в широкий залив. А на берегах на сколько хватало глаз высились горы мертвых тел.

Кроу продолжал восхождение.

Верхушка башни была открыта небу. На три стороны простиралась черная равнина; горы мертвецов тянулись до горизонта. Волка видно не было – он исчез. За спиной у Кроу высился склон холма, большого и широкого, похожего на гору земли, которую кто-то выбрасывал сюда, роя яму; вот только таких громадных ям не существовало в природе.

Там стояло кресло с высокой тонкой спинкой; на этой спинке и на подлокотниках имелись ремни для крепления головы и рук. В кресле застыл изуродованный, выпотрошенный труп, светившийся, как огонь маяка. Рядом на полу сидел немецкий офицер, который, казалось, не замечал присутствия Кроу. Он рассматривал что-то у себя в руке. Это был камень, голыш, похожий на осколок ночи.

Там же была и Адисла, такая же, какой запомнилась Кроу: она была одета в длинную белую сорочку и с цветами в волосах. Кроу стоял и смотрел на нее. А потом Адисла подняла на него глаза.

– Я же говорил, что вернусь, – сказал Кроу.

Она восприняла его слова без улыбки.

– Ты уже возвращался.

– Когда?

– Когда отбирал моих детей. Во многих прежних жизнях.

Кроу почувствовал, как откуда-то из глубины в нем поднимается паника. Теперь он вспомнил: удары оружия о его кожу, рвущие и вспарывающие плоть; перекошенное страданиями лицо жены, выкрикивающей проклятья. И поцелуй, который он ей обещал. Его зубы у ее горла.

Кроу упал на колени.

– Не я выбрал такую судьбу, Адисла, – сказал он. – Этого потребовали боги. Это было предопределено роком.

– Тогда то же можно сказать и о моем неприятии всего этого, – ответила Адисла. – Я проклинаю тебя сейчас, как делала это и раньше, но мое проклятье падет и на меня. Не будет тебе смерти. Из поколения в поколение я буду возрождаться к новой жизни, а ты будешь меня искать. А когда найдешь, будешь убивать, раз за разом. Ты – зверь, который сжирает собственное сердце.

– Нет, – возразил вервольф, – я не стану этого делать. Лучше мне умереть.

– Ты не можешь умереть, волк. Ты можешь только бежать дальше, – сказала Адисла.

– Тогда я не буду тебя убивать.

– Будешь. Это предопределено судьбой.

– Но ведь в Жеводане я не причинил тебе вреда.

– Потому что я не вспомнила о своем проклятье – слишком много раз я жила и умирала. Но сейчас я о нем помню.

Внезапно раздался странный шум, и в глазах у Кроу на миг потемнело. Башню, казалось, захлестнуло шелестом миллиона птичьих крыльев.

Затем шум стих, а между Адислой и Кроу возник Харбард, исхудавший и осунувшийся, с открытой кровавой раной на месте глаза. В руке старик сжимал рукоятку изящного изогнутого клинка – сабли-полумесяца.

– Ты пришел убить меня, – сказал оборотень.

– Да, – подтвердил Харбард.

– Хорошо, да будет так. – Кроу встал на колени и подставил шею под удар сабли.

– Но сначала я должен убить остальных, их обоих, – сказал профессор, – поскольку, когда ты умрешь, глаз волка падет на ближайшего к тебе из живущих. И это не могут быть эта женщина или этот мужчина.

Кроу только сейчас понял, что он говорит о Фоллере, который до сих пор находился в зале.

– А как же я, дядюшка? Или ты убьешь и меня?

Здесь присутствовала еще одна женщина, и Кроу узнал в ней Элеонору.

– Но я уже и так убил тебя, Элеонора, – ответил Харбард.

– Нет, – сказала она. – Я умираю, как мог умирать и ты, но у тебя сейчас есть выбор, и ты можешь оставить меня в живых.

Харбард покачал головой. Так вот почему ему так трудно было найти волка! Он не довел обряд до конца.

– Выбора нет, – сказал Харбард. – Другие принесли жертву, и им было дано.

– Дано, но не получено, дядюшка. Я умираю из-за вашего страстного желания все знать. Вы поглотили бы весь мир своим сознанием, если бы могли.

– Но все это не ради меня самого, дорогая моя, я… – Харбард, казалось, был сломлен и начал сдаваться.

Кроу подергал его за руку.

– Давай же, ты должен меня убить, я не могу сделать это сам. Убей меня. И покончим с этим.

Склон холма за лишенной крыши башней как будто вздрогнул.