Сначала он хотел сломать ее с помощью Монстра. Но потом Макса что-то остановило и он оставил пленника разгружать камни с грузовиков. Макс почему-то не желал, чтобы этот полузверь подходил к его жене.
Здоровенный штурмманн с помощью молотка и стамески начал срывать дверь с петель. Макс в смятении наблюдал за ним, стоя в коридоре. Он уже знал: произошло что-то ужасное.
– Бей сильнее, долбаный болван, сильнее! – то и дело приговаривал Макс, находясь на грани истерики. – Богом клянусь: если через минуту ты не попадаешь внутрь, я всажу пулю в твою ленивую задницу!
Двое других молодых эсэсовцев смотрели на доктора Фоллера расширенными глазами. Будь Макс более спокойным, он легко бы прочел то, что написано на их лицах. Это был страх. Они считали, что доктор – офицер, – видимо, свихнулся, и им оставалось лишь догадываться, что он может сотворить в такой ситуации.
Штурмманн наконец-то справился с дверью, и Макс торопливо протолкался мимо него, чтобы попасть в комнату первым.
Герти сидела в кресле с высокой спинкой, лицом к огромному готическому окну. Глядя с порога, можно было подумать, что она задумчиво смотрит на запад, любуясь живописным закатом.
Сначала Макс решил, что она мертва, и испугался. Ну какой нормальный человек будет сидеть без движения, когда в пяти метрах у него за спиной ломают дверь? Макс торопливо осмотрел жену. Она дышала, делая короткие судорожные вдохи; пульс был частым.
– О Герти, о моя Герти, что же с тобой случилось? – прошептал Макс. – Почему никто не поднял тревогу? Уборщика сюда! Немедленно послать за этим хреновым уборщиком! Почему никто ничего не заметил? Господи, почему никому вокруг ни до чего нет дела?!
Макс понимал, что перешел на бессвязный лепет, и постарался взять себя в руки.
Штурмманн стоял у него за спиной, тупо таращась на происходящее.
– Ладно, ступай уже, приятель, и приведи мне уборщика. У меня есть к нему вопросы.
Эсэсовец поспешно вскинул руку – хайль Гитлер! – и бегом ринулся вниз по лестнице искать телефон.
– Помогите мне уложить ее на кровать, – скомандовал Макс двум другим.
Эсэсовцы осторожно подняли Герти. Ее тело вовсе не было безжизненным. Напротив, казалось упругим и жизнеспособным, если уж на то пошло. Впрочем, Макс заметил у нее признаки обезвоживания; а еще у Герти была повышена температура – чтобы определить это, ему даже термометра не понадобилось. И, что самое удивительное, ее глаза были открыты.
– А не могли бы вы закрыть ей глаза? – робко произнес солдат. – Мне как-то не по себе, когда она так на меня смотрит.
– Потерпишь. Чтобы принести хоть какую-то пользу, слетай в лазарет и возьми там четыреста миллилитров… Ох, наверняка ведь забудешь, тупой ублюдок. – Макс быстро написал что-то на клочке бумаги. – Принеси мне
Солдат спешно отсалютовал, подняв руку, и убежал вниз по ступенькам. Макс заглянул в глаза жены. Склеры не пожелтели – печень функционировала нормально. Затем Герти вдруг моргнула.
– О, ты с нами, Герти! Я знаю, что ты с нами.
До тех пор пока не принесут капельницу, Макс больше ничего не мог сделать. Поэтому он просто ослабил застежки на ее одежде, снял украшения и, взяв жену за руку, сел рядом с ней, надеясь, что она очнется.
Он думал о том, что во всем виноват этот ужасный зáмок и его собственная беспросветная глупость, которая подтолкнула его – шутки ради – послать на конкурс эту дурацкую статью. А дальше все покатилось, как снежный ком. Каким образом во все это была втянута его жена? Как могло случиться, что замечательная девушка, в которую он влюбился с первого взгляда, сидит сейчас в этой комнате посреди всего этого оккультного эсэсовского безумия, разряженная в ворованные драгоценности?
Девья? Может быть, во всем виновата эта вызывающая у него раздражение представительница высшего общества с этим ее мистицизмом и забавным псевдоиндийским произношением? В прошлый раз это она постаралась. Макс хорошо помнил, что тогда Герти проснулась и была счастлива. Возможно, у его жены какая-то разновидность эпилепсии или другого подобного заболевания?
– Уборщик, господин штурмбанфюрер.
Макс поднял глаза. Охранник подошвой сапога втолкнул в комнату мужчину. Это был свидетель Иеговы. Скорее всего, ему было лет двадцать пять, но выглядел он гораздо старше, – впрочем, как и все заключенные. Бедняга трясся от ужаса. Внутри у Макса закипала холодная ярость. Он подошел к уборщику вплотную и уставился на него в упор; их разделяло всего несколько сантиметров. Солдат торопливо вышел из-за спины узника: у него имелись свои догадки по поводу того, что произойдет дальше.
– Как могло случиться, что ты не заметил, что моя жена находится в таком состоянии? – сурово спросил Макс у уборщика.
– На двери висела табличка «не беспокоить». – Голос молодого человека дрожал от страха.
– И где же она теперь?
– Не знаю, господин штурмбанфюрер.
– Понятно. Улетела, видимо, – хмыкнул Макс.