Читаем Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже полностью

Это стало бедой не только в редакционной работе, а и бедой футбола. К счастью, журналистов того же, нового, поколения это не коснулось — они поднялись, выросли на старых традициях. Мне, редактору, было легко доверить им присмотр за благополучием фут­бола. Мы отклонились от преимущественного, подчер­кнутого доверия, которое оказывал авторам из фут­больной среды редактор М. Мержанов. Это был в тот момент не вынужденный, а необходимый шаг. Валерий Винокуров, Геннадий Радчук, Виктор Асаулов, прав­дист Лев Лебедев, Юлий Сегеневич, Олег Кучеренко, Алексей Леонтьев из «Советского спорта» — на их пле­чи легло публицистическим пером отстаивать как иг­ровые, так и моральные ценности футбола. Явилась пора, когда не тактические варианты требовали к себе внимания, а порядочность, здравый смысл, смелость.

Подкравшиеся опасности футбольные власти не то­ропились признавать: им привычно было делать вид, что все идет как надо. Не настаиваю, что журналисты как-то особенно проницательны, истинное положение вещей знали и другие. Но другим достаточно погово­рить, пошушукаться, покачать головами, а у нас — жу­рнал, и как перед читателями кривить душой, играть в молчанку? И мы, как могли, задавали вопросы, выражали сомнения, наседали на частности в надежде, что до обобщений читатель доберется сам.

В изданиях неспортивных футбольную проблематику публиковали охотно: она как бы шла в суммарный зачет той критики, к которой словесно призывали, а пользова­лись с оглядкой. В редакции одного массового журнала, где я регулярно сотрудничал, после опубликования очередного обозрения редактор на планерке заявил своим сотрудникам: «Видите, о футболе острое выступление, так почему же на другие темы у вас не получается?» Планерка молчала, шокированная риторическим вопросом.

Не ведали ни редактор того журнала, ни сотруд­ники, что автор «острого обозрения» вскоре будет вызван на заседание коллегии Спорткомитета с отче­том о работе. Отчет как отчет, замечания как замеча­ния, но я все ждал, когда же вынырнет потаенная причина. И вот встает ответственный работник, «от­вечавший» за футбол, раскрывает толстую тетрадь и начинает из нее зачитывать отрывки из моих обозре­ний, публиковавшихся в том самом массовом журнале на протяжении нескольких лет. В общем, что-то вроде реферата, который должен был разоблачить зарвав­шегося журналиста, несогласного, видите ли, с тем, как руководят футболом. Сопровождалось это зачитыва­ние разведением рук в стороны: дальше ехать некуда. Как мне показалось, некоторые из присутствовавших ощущали неловкость: такое досье ведь характеризует и собирателя.

В итоге я как редактор был строго предупрежден за разного рода упущения в работе редакции «Футбола — Хоккея», которые, разумеется, нашлись, но не состав­ляло секрета, что на самом деле предупредили жур­налиста за «крамольные» статьи.

И после того мне не раз приходилось держать ответ перед разными инстанциями за публикации, как свои, так и моих сотрудников. Порой я удивлялся, почему меня не отстраняют от должности редактора. Возмож­но, останавливало то, что я нисколько не дорожил должностью и, едва разговор переходил на высокие, вибрирующие тона, заявлял, что готов уйти хоть сию минуту. Это разочаровывало нападавших, и они теря­лись. Однажды я сказал, что могу писать и не о фут­боле, а хоть о выращивании гладиолусов. «Какие гла­диолусы?» — прозвучал вопрос. На том разговор обо­рвался, я был отпущен.

Самое горькое было в том, что люди, следившие за порядком в печатных органах, отлично знали нашу правоту. Горько было и то, что мы, журналисты, позволяли себе куда меньше того, что обязаны были бы позволить.

А ведь все складывалось так наглядно, такой уж он, футбол, — уши торчат, ничего не спрячешь, все удосто­веряет хроника, самая простенькая, набранная мель­чайшим шрифтом и втиснутая в невидном уголке газе­ты, которую при всем нежелании все же нельзя не поместить.

Не объяснишь же простым совпадением, что в годы печально известные подложными исходами матчей и подкупами судей сборная пропустила два чемпи­оната мира и три чемпионата Европы, лет на десять скрывшись в провинциальной глухомани.

Раздосадованные, напуганные навалившимися про­валами, ответственные лица настаивали на критичес­кой программе, согласно которой журналистам пола­галось вытаскивать за ушко да на солнышко форвар­дов, смазавших с пяти метров, тренеров, не умевших заставить команды побеждать, чиновников, которым полагалось управлять футболом в городах и областях, чего делать они были не в силах, а значит, безвинных. А мы все надеялись, что нам велят: «Разберитесь должным образом наконец, что с футболом! Копните поглубже!» Но это было бы в то время самоубийственным повелением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии