Вообще же свои первые годы «Футбол» прожил на подъеме.
И вот в конце 1966 года, после окончания чемпионата мира, стало известно, что Мержанов уходит. В Англии, хотя мы с ним подолгу находились вдвоем, он о своем намерении не объявлял, думаю, потому, что не считал возможным отвлекаться от работы спецкора.
— С меня довольно, — сказал он мне с глазу на глаз. — Шестьдесят шесть. Уже неловко общаться с юнцами, а они прибывают каждый год. Кто я для них? Старый человек, да еще прихрамывающий, с палочкой... Теперь ваша очередь.
— Вы за меня уже решили?
— Какой может быть разговор? По крайней мере я уверен, что вы «Футбол» не пропьете...
За шуткой скрывались грусть и тревога.
— Да и, по правде говоря, не вижу, что еще можно затеять, все писано-переписано за шесть лет... А я обязан написать книгу о своих военных впечатлениях, да и о футболе тоже. (Мержанов осуществил свои намерения: выпустил книги «Так это было» и «Еще раз о футболе».)
Состоялись торжественные проводы в Доме журналиста, сотрудники редакции постарались, отпечатали специальный номер маленьким тиражом с портретом Мартына Ивановича на обложке и аншлагом «Команда «Футбола» — своему капитану, основоположнику Мартыну Ивановичу Мержанову»,
Мержанов внушил всем «инстанциям», что я должен стать его преемником. Так и получилось.
Тут вот что занятно. Согласно штатной ведомости, должность редактора «Футбола» ниже должности заместителя главного редактора «Советского спорта». И когда мое назначение состоялось, некоторые в лицо, соболезнуя, а другие за глаза распространялись о моем «понижении», подозревая немилость и козни. Даже если бы я попытался объяснить, что свою новую должность принял как «повышение», мне все равно бы не поверили. К тому времени я остановился на одной футбольной теме, и что могло быть «выше», чем стать редактором «Футбола»!
Редакционные посты меня не прельщали, я слишком хорошо знал, что в газетном ремесле пост — это подавленные замыслы, писание наспех, через силу, по ночам и в отпуске, бесконечное откладывание планов до лучших времен, которые так и не настанут. Но уж коль скоро помимо моего желания вышло, что мне поручили редакторскую работу, то ее совпадение с моей журналистской темой было лучшим из зол.
Но грешно не сознаться, что в конструировании и выпуске газеты затаено удовольствие. Это в самом деле увлекательно, когда казалось бы из ничего, как из пены морской, рождается номер, осуществляется то, над чем думали, бились, ради чего шли на риск, во что верили. Удовлетворение доставляло и то, что изготовляешь «товар», нечто вещественное, имеющее цену, дефицитное, что мы — не канцеляристы, а производственники. Я обожал торчать в типографии, водил дружбу с наборщиками и печатниками.
Как и всякую иную работу, газетную проще простого свести к формальному исполнению обязанностей. Футбол живет по расписанию, и «Футбол» можно делать ему вслед. Обзор высшей лиги, обзор первой лиги, текущая информация, новости из-за рубежа, переводная статья, интервью с тренером команды, оказавшейся в прорыве, с форвардом, лидирующим в споре бомбардиров, — и все 16 страничек заполнены. Такие номера не что иное, как отбывание номера. Было время, когда я урывками занимался комментированием матчей по телевидению. Пообвыкнув, ощутил, что сопровождать движения игроков и мяча можно хоть с утра до вечера, стояла бы рядом бутылка боржоми. А если задаться целью вникать в события, разгадывать психологическую подоплеку, характеризовать особенности команд, правоту одной и заблуждения другой, то тогда после полутора часов, проведенных у микрофона, выматываешься до предела. Так же и с «Футболом». Ничего не затеешь, и выйдет номер, на который глаза бы не глядели, хотя внешне и не к чему придраться.
Забавляли письма, на конвертах которых было начертано: «Отделу писем», «Отделу иллюстраций», «Секретариату», «Отделу информации», «Иностранному отделу». Бывалым читателям и в голову не могло прийти, сколько нас в редакции общесоюзного журнала, они не сомневались в нашей «солидности»,
А нас было пятеро журналистов, машинистка, выпускающий, два корректора — всего-навсего девять человек. Когда в шестидесятом затевали еженедельник, радовались, потирая руки, что решение «прошло», остальное считалось несущественным, обещали «доработаем, согласуем, поможем».