– Вот беда… а где остальные? Где Фастер, Линд, Оди?
Робот повернул голову, пытаясь еще раз поймать взгляд капитана. Что в этот момент выражал его собственный взор, не мог бы сказать никто.
– Мне очень жаль, сэр. Все они мертвы.
Кьюнг схватился за голову и начал медленно оседать. Но тут же силы вернулись к нему и он выпрямился.
– Вот беда… ничего не помню! И я был здесь, когда все погибли?
– Да, сэр.
Оба медленно побрели в сторону «Гермеса». Кьюнг обхватил робота за туловище. Тот служил надежной опорой, к тому же — самостоятельно передвигающейся. И так, при помощи четырех ног, две из которых изрядно хромали, они худо-бедно могли идти. По дороге капитан задавал вопросы и после каждого ответа недоуменно покачивал головой, приговаривая:
– А где мой плюшевый мишка? Если он тоже погиб, я этого не перенесу. Мне даже не с кем будет поиграть!
– Нет-нет, сэр! Он находится в вашей каюте.
– И я могу с ним поиграть?
Робот что-то долго медлил перед ответом.
– Разумеется, сэр.
Находясь уже внутри звездолета, как в родном доме, Кьюнг несколько приободрился, снял скафандр — как будто освободился от половины собственного веса, и после почувствовал, что уже в силах двигаться самостоятельно. Пошатываясь от внутренней опустошенности и телесной слабости, он без посторонней помощи сделал несколько пробных шагов. Затем более уверенно пошел по вымершим салонам, в которых, казалось, уже никогда не воскреснет дух жизни. Фабиан следовал позади, стараясь не отставать, но и не подходил слишком близко, дабы не вызвать подозрений. ТО, ЧТО сидело в его металлическом чреве, видимо, находясь в серьезном недоумении, принялось размышлять:
Заледеневшая мимика Фабиана никак не отражала внутренние терзания того, кто даже не являлся его составной частью. Робот спокойно следовал за капитаном, и со стороны могло даже показаться, что покорный слуга безропотно идет за своим господином. Кьюнг зашел в каюту Линда, отыскал там какие-то лекарственные препараты и принялся натирать свои раны.
– Извини, Фабиан, мне надо отдохнуть.
– Конечно, сэр, — робот вежливо ретировался.
Минули целые сутки, в течение которых было пока не разобрать: кто чем занят и у кого какие планы. Кьюнг по большей части просиживал в своей каюте. Он часто брал на руки своего плюшевого медведя, разговаривал с ним, задавал вопросы и сам же на них отвечал. Иногда он «прогуливал» друга детства по салонам звездолета. Медведь, движимый человеческими руками, радостно скакал по столам и тумбочкам, вращал головой, все разглядывал, все ему было интересно. Как-то они забрели в центральный отсек, и он увидел тысячи собственных отражений. Капитан еще сказал тогда:
– Не пугайся, друг, это всего лишь зеркала. Они только подражают нам, но жизни в них нет.